Джеймс Купер - Вайандоте, или Хижина на холме
— В ней много можно поместить бобров, если их наловить. Зачем вы сделали дом сначала из камня, потом из дерева? Много скал, много деревьев.
— Камень не разрубишь, не сожжешь, Ник! За ним лучше можно защищаться.
— Хорошо. Ник с вами согласен. Но где вы будете брать воду, если придут индейцы?
— Ты сам видел, Ник: подле холма течет река, вблизи стены есть ключ.
— С которой стороны? — с большим любопытством спросил индеец.
— Налево от стены и вправо от того большого камня.
— Нет, нет, — перебил Ник. — Я не о том спрашиваю: влево или вправо. Я хочу знать: за стеной или внутри?
— А! Ключ, конечно, за стеной, но к нему есть потайная дорожка. Да потом ведь река течет сейчас у скалы за домом, так что веревками можно всегда достать воды. А ружья наши, Ник, разве они ничего не стоят?
— О, у ружья длинные руки! Когда оно говорит, индеец внимательно слушает. Теперь, когда крепость уже выстроена, как думаете, когда придут краснокожие?
— Я надеюсь, не скоро, Ник! С французами мы в мире, и никакой ссоры не предвидится. А пока французы и англичане не воюют между собой, и краснокожие не трогают ни тех, ни других.
— Вы говорите истину. Но если мир продолжится долго, что будет делать солдат? Солдат любит свой томагавк.
— Мой томагавк, Ник, надеюсь, зарыт навсегда.
— Ник надеется, что капитан найдет свой томагавк, если будет в том нужда. Томагавк не следует никогда класть далеко. Часто ссора начинается тогда, когда ее и не ждешь.
— Это правда. Мне и самому думается, что метрополия и колония могут поссориться.
— Это странно. Почему белолицая мать и белолицая дочь не любят друг друга?
— Ты очень любопытен сегодня, Ник! Жена, вероятно, уже хочет осмотреть дом внутри, а если тебе хочется поговорить, ступай к тому славному малому. Его зовут Михаилом. Я уверен, что вы с ним подружитесь.
Капитан отправился с женой к дому, а Ник, по его совету, подошел к ирландцу и протянул ему руку.
— Как поживаешь, Михаил? Саго, саго[4], очень рад тебя видеть! Ты будешь пить вино с Ником?
— Как поживаешь, Михаил? — повторил ирландец, с удивлением глядя на тускарору. это был первый индеец, которого он видел. — Как поживаешь, Михаил? Да ты не старый ли Ник[5]? Да? Ну, я тебя таким себе и представлял. Но скажи на милость, откуда ты знаешь мое имя?
— Ник все знает. Очень рад, что вижу тебя, Михаил! Надеюсь, будем друзьями. Здесь, там, везде.
— Как же, как же, очень ты мне нужен! Так тебя зовут старым Ником?
— Старый Ник, молодой Ник, это все равно. Позовешь меня, и я сейчас же приду.
— Я думаю, тебя и звать не придется: сам придешь. Ты недалеко живешь отсюда?
— Я живу здесь, там, в «хижине», в лесу, повсюду. Нику безразлично, где жить.
Мик отступил назад, пристально смотря на индейца. Наконец он сказал:
— Если тебе безразлично, где быть, то уходи и не мешай.
— Ник поможет тебе носить вещи. Ему часто приходилось это делать для госпожи.
— Как? Для госпожи Вилугби?..
— Да, я часто носил корзины и разные вещи жене капитана.
— Вот так лгун! Да госпожа Вилугби не позволит тебе близко подойти к ее вещам! Ты не смеешь даже идти по той тропинке, по которой прошла она, не то, что она позволит тебе нести ее вещи. Ах ты лгун, старый Ник! — грубо проговорил ирландец.
— Ник — большой лгун, — ответил, улыбаясь, индеец. — Что же, лгать иногда очень полезно.
— Час от часу не легче! Сейчас же убирайся прочь отсюда! Здесь место только добрым и честным людям. Смотри ты, познакомишься с моим кулаком!
Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы капитан знаком не подозвал к себе Ника, а к Мику не подошел Джоэль, слышавший весь разговор между индейцем и ирландцем.
— Ты видел эту персону? — спросил Мик.
— Конечно, он почти половину своего времени проводит в «хижине».
— Прекрасное общество! Зачем пускают сюда этого бродягу?
— О! Он хороший товарищ! Когда узнаешь его лучше, то полюбишь. Однако, пора нести вещи: капитан ждет.
— Полюбить эту образину!
Лицо индейца было раскрашено, глаза обведены белыми кругами, и сейчас все эти краски перемешались и придавали ему действительно странный вид. Костюм был в том же духе: желтое с красным одеяло, разного цвета мокассины и такие же гамаши.
Идя со своим товарищем, Мик недружелюбно следил глазами за индейцем, разговаривавшим с капитаном, который вскоре отослал Ника к амбарам.
Часть дома была совсем выстроена. Она занимала весь фасад на восток от входных ворот и большую часть прилегающего крыла. Все окна и двери выходили во двор, наружу не было ни одного отверстия. Капитан предполагал в свободное время заняться устройством бойницы на чердаке.
Осмотр закончился помещением для прислуги. Здесь капитан с женой нашли двух Плиниев, Марию, сестру Плиния старшего, Бесси, жену Плиния младшего, и Мони или Дездемону, дальнюю их родственницу. Все женщины были уже за делом. Бесси громко пела, Мария водворяла везде порядок и бранила двух негров.
— Я вижу, Мария, что ты себя чувствуешь здесь как дома, — сказал, входя, капитан.
— Ах, мистер, кто это на дворе? — вскрикнула Мария.
— О, это наш охотник, индеец; он всегда будет приносить нам дичь. Его зовут Ник.
— Старый Ник, мистер?
— Нет, Соси-Ник. Вот он несет уже нам куропаток и зайца.
Увидев индейца, все негры подняли такой хохот и шум, что, несмотря на всю свою строгость, капитан не мог остановить их и поспешил уйти с женой. Ник очень обиделся, так как хохот продолжался до тех пор, пока он не ушел.
Так началась жизнь в «хижине на холме».
Каждый год Вилугби отправлял в Альбани откормленный скот, а на вырученные деньги покупал разные необходимые вещи. Проценты же с капитала шли на покупку чинов для Роберта.
Понемногу в этом краю стали появляться новые фермы, новые поместья, но все они лежали вдали от «хижины на холме».
Глава IV
Прошло десять лет.
Много изменилось за это время. На месте прежнего бобрового пруда раскинулись обработанные поля, кое-где пересеченные дорогами. Самая же «хижина» мало изменилась. Верхняя часть ее, сделанная из дерева, потемнела от дождей; на чердаке проделали слуховые окна. Новое крыло к дому было поставлено вдоль отвесной скалы, и так как это место считалось безопасным от выстрелов, то окна были сделаны здесь наружу, и из них открывался чудный вид на окрестности.
В доме теперь жило одно только семейство Вилугби с прислугой, все же остальные рабочие поселились в небольших хижинах, построенных у опушки леса, там же находились конюшни, скотный двор и все вообще хозяйственные постройки. Рабочие большей частью поженились, и колония насчитывала до ста человек, считая в том числе и детей. Двадцать три человека из этого населения могли быть надежными защитниками крепости. Ворота по-прежнему стояли прислоненными к стене; петли успели уже заржаветь; сами они покрылись плесенью и мхом, а колонисты все еще не успели выбрать свободной минуты и поставить их на место. От дома весь склон холма был разбит на клумбы, между которыми прихотливо вились во все стороны тропинки.
