Томас Майн Рид - Белая скво
Какое-то время племена семинолов вели бродячую жизнь. Попеременные успехи и поражения требовали от них неусыпной бдительности и постоянной смены мест.
Поэтому двоюродные братья лишь изредка посещали поселок, в котором жили женщины и дети.
У Сансуты приступы безумной ярости случались редко. Обычно она была молчалива и печальна, бродила в окрестностях, погруженная в свои спутанные мысли.
Элис, хотя и оставалась пленницей, могла ходить куда вздумается. У бедной девушки после потери отца и брата не было стремления вырваться на свободу. Ее охватило равнодушие ко всему на свете.
Она ни с кем, кроме Сансуты, не разговаривала, и лишившаяся рассудка жертва бессердечного эгоизма ее брата, казалось, одна была способна вызвать в ней интерес.
Нелати в своей любви к бледнолицей девушке ничего не добился. Она лишь печальной улыбкой отвечала на терпеливое поклонение юноши.
В те редкие перерывы, какие допускала война, Нелати приходил в поселок и становился буквально рабом Элис; тысячью способов пытался он заслужить ее внимание.
Но до сих пор все было безуспешно.
Напрасно вставал он на рассвете и уходил в леса, чтобы раздобыть для нее самые яркие птичьи перья или нарвать редких цветов.
Когда он приносил ей подарки, она равнодушно благодарила его и разглядывала их без всякой радости.
Одинаково равнодушной она оставалась к его непрестанным заботам о ее удобствах, и, казалось, не обращала никакого внимания на его присутствие и на его страсть.
И он ни о чем не говорил с нею.
Признание в любви было вырвано у него стремлением спасти ее жизнь – и с тех пор больше никогда не повторялось.
Он чувствовал, что его страсть безнадежна, но не отказывался от нее.
Но для Сансуты Элис оказалась поистине ангелом-хранителем.
Вначале индианка уходила от осторожной нежности, которую проявляла бледнолицая, и, казалось, пугалась ее голоса. Однако со временем, покоренная волшебством доброты, она стала искать общества пленницы и в ее присутствии казалась счастливой.
Они часто вдвоем уходили из поселка и в каком-нибудь укромном месте проводили часы: Элис в молчаливых раздумьях, Сансута – в детских забавах; она нанизывала бусы или собирала букеты диких цветов, перевязывая их лианами.
Любимым их местом стала старая крепость.
Они молча сидели в развалинах, каждая занятая своими мыслями.
Так спокойно и размеренно проходила их жизнь, а вокруг бушевала война.
Но первый приступ бури миновал и сменился периодом временного затишья.
Бледнолицые оставили небольшие поселения и отдельные плантации и в соседних городах ждали прибытия армейских правительственных частей, которые направлялись на полуостров.
Индейцы использовали этот промежуток для общих встреч и выработки лучшей организации.
Нелати и Вакора вернулись домой – именно так называл теперь Вакора место, где постоянно проживало племя Олуски.
Потребности войны вынудили его воинов отказаться от поселка, в котором жил отец Вакоры, и теперь два племени – Олуски и его собственное – слились и образовали мощный союз.
Чувства вождя к пленнице разительно переменились. Он больше не хотел причинить ей вред, и, если бы она попросила освободить ее, он согласился бы.
Но какая польза от свободы для бездомной?
Когда-то пленница была предана своему дому. Теперь, когда родственники погибли, а дом сгорел, ей было безразлично, где жить.
Подобно несчастным, о которых рассказывает история, чье заключение пережило память о прошлом, чьи друзья и родственники утонули в море забвения, Элис Роди боялась свободы, она предпочитала плен неведомому будущему, в котором никто не ждал ее возвращения и никакой друг ее бы не встретил.
Надежда, это самое ценное сокровище несчастных, больше ей не принадлежала.
Но в сердце ее проникло ощущение безопасности, почти удовлетворения. Время начинало заглаживать нанесенную ей ужасную рану.
Удивительное превращение произошло с некогда пылкой девушкой, проявившей такую энергию и мужество в опасности.
Так думал молодой вождь Вакора.
Для Нелати тоже наступило время покоя, но покоя печального. У девушки не было сил избегать его преданного поклонения, и она покорно принимала его, но никак не подбадривала.
Однажды солнечным днем Сансута в сопровождении Элис направилась в развалины крепости.
Придя туда, Сансута занялась вышиванием сумки. Элис, сев на камень, следила за действиями своей подруги.
Индианка, сидя рядом с бледнолицей, казалось, вот-вот потеряет сознание. За последние несколько недель она очень похудела, и ее впалые щеки покрывал лихорадочный румянец.
– Положи голову мне на колени, Сансута!
Говоря это, Элис осторожно прикоснулась к бедняжке рукой.
– Я устала… так устала! – сказала Сансута.
– Не нужно уходить так далеко. Нужно поискать другое место, поближе к поселку.
Казалось, индейская девушка ее не слышит, она стала негромко напевать. Неожиданно она замолчала и посмотрела в лицо спутнице.
– Прошлой ночью мне снился сон. Я была в другой земле и шла по лесистой тропе. Все вокруг было усеяно прекрасными цветами. По обе стороны от тропы росли замечательные растения, и вокруг летали яркие бабочки. Были птицы с золотым и серебряным оперением! Я услышала музыку. Это была земля Великого Духа? Как ты думаешь?
– Кто знает? Может быть.
– Там я встретилась с отцом. Он был не суровым воином, как всегда; отец был печален и плакал. Почему он плакал?
Элис молчала. Она с трудом сдерживала слезы, услышав этот безыскусный вопрос.
– Увидев, что он плачет, я тоже заплакала и поцеловала его. Он говорил со мной ласково – но почему он плакал?
Спутница продолжала слушать, не отвечая.
– Потом мне снилось… нет, я не могу вспомнить, что еще мне снилось… но там был кто-то еще. Казалось, я и его узнаю – но тут началась сильная буря, все потемнело, и я испугалась. Что это было?
– Увы, Сансута, я свои собственные сны не могу разгадать, тем более твои.
Но Сансута уже забыла о своем вопросе и снова начала негромко напевать. Вскоре она опять замолчала, обняла Элис руками за шею и прошептала, что устала.
Бледнолицая девушка поцеловала ее, и ее слезы упали на щеки Сансуты.
– Почему ты плачешь? Кто тебя обидел?
Если бы Элис смогла облечь свои мысли в слова, она ответила бы: «Весь мир».
Вместо этого она только приласкала свою спутницу, и вскоре та уснула.
Для художника это была бы достойная сцена – прекрасная, печальная и производящая сильное впечатление.
Молодой индеец, который был молчаливым свидетелем ее, должно быть, так и подумал, потому что отвернулся со вздохом.
Этим индейцем был Вакора.
