Карл Май - Виннету
Произнося эту длинную тираду, Сэм все больше вскипал, его маленькие глазки разгорелись, лицо сквозь густую бороду покраснело, а нос приобрел пурпурный оттенок. Я догадывался, на что он сердится, но хотел услышать об этом из его уст, поэтому подлил масла в огонь:
— Уверяю вас, дорогой Сэм, и вам будет приятно, если осуществится моя мечта.
— Мне? Приятно? С чего вы это взяли? Примите к сведению, я не потерплю подобных шуток!
— Это вовсе не шутка!
— Тогда не понимаю.
— В моих книгах я и о вас напишу.
— Обо мне? — спросил он, и его маленькие глазки округлились. — Вы собираетесь написать, что я делаю и о чем говорю?
— Да. Я расскажу обо всем, что нам пришлось пережить вместе, поэтому вы будете одним из главных героев, точно как здесь.
Тут Сэм, отбросив кусок медвежатины, который зажаривал во время нашего разговора, схватив ружье, вскочил на ноги и с грозным видом крикнул:
— Я вас серьезно спрашиваю при свидетелях: вы действительно намерены сделать это?
— Конечно.
— Немедленно откажитесь от своих слов и поклянитесь, что этого не будет. Я требую!
— Но почему же?
— Потому что в противном случае я вас застрелю или размозжу вам голову моей старой Лидди, которую держу в руках. Ну, я жду!
— Нет!
— Тогда бью! — крикнул он, замахиваясь на меня ружьем.
— Пожалуйста, бейте, — спокойно ответил я.
Обиженный Сэм несколько секунд помахал прикладом над моей головой, потом швырнул ружье на траву, в отчаянии всплеснул руками и запричитал:
— У него не все дома, он с ума сошел, ей-богу, с ума сошел! Я сразу догадался, как только он признался, что хочет стать учителем своих читателей, а теперь и вовсе убедился. Только сумасшедший может спокойно смотреть, как моя Лидди взлетает над его головой! Что же с ним делать? Мне кажется, он неизлечим!
— Мне не нужен доктор, дорогой Сэм, — ответил я. — Мои мозги в полном порядке.
— Ничего себе в порядке! Умный предпочел бы поклясться, лишь бы не получить прикладом по голове.
— Вы не убьете меня, я это прекрасно знаю.
— Знаете? Вот как? Да я… Увы, это правда. Скорее я убью себя, чем позволю упасть волосу с вашей головы.
— Вы должны знать, Сэм, мое слово дороже любой клятвы. И никто никогда ни под какой угрозой не сможет заставить меня дать слово, если я не захочу, даже приклад Лидди. А книги — дело серьезное. Когда-нибудь объясню вам это.
— Благодарю! — сказал Сэм, усаживаясь у костра и опять принимаясь за приготовление мяса. — Обойдусь без объяснений того, что объяснить невозможно. Учитель читателей! Получать доход с книг! Бред какой-то!
— Сэм, а слава?
— Какая еще слава? — спросил Хокенс, поворачиваясь ко мне.
— Ну, вас читает столько народу! Вы становитесь знаменитостью!
Хокенс поднял вверх правую руку с куском мяса и крикнул:
— Сэр, прекратите немедленно, иначе я швырну в вас двенадцать фунтов медвежьего мяса! Вы глупее самого глупого медведя! Прославиться изданием книг! Чушь какая-то! Что вы можете знать об известности и славе? Я вам скажу, как заслужить славу. Вот видите эту медвежью шкуру? Смотрите сюда. Отрежьте уши вот так и заткните их за ленту шляпы, из лап вырвите когти, а из пасти — зубы, сделайте из них ожерелье и повесьте на шею. Так делает каждый белый вестмен и каждый индеец, если ему посчастливится убить гризли. Все станут говорить: «Смотрите! Он свалил серого медведя». Герою почтительно уступают дорогу, молва о нем идет от поселка к поселку. И человек обретает славу. Понятно? А о какой славе вы можете мечтать, кропая книжонки?
— Сэм, почему вы так сердитесь? Не все ли вам равно, что я стану делать?
— Все равно? Мне? Тысяча чертей! Ну что вы за человек?! Я люблю его, чтоб мне лопнуть, как родного сына, и должен равнодушно смотреть, как он катится в пропасть? Ну нет! Парень наделен силой бизона, выносливостью мустанга, скоростью оленя, взором сокола, слухом мыши и пятью или даже шестью фунтами мозгов, судя по лбу. Стреляет как опытный охотник, справляется с любой лошадью, как на морских свинок, идет на бизона и медведя, хотя до сих пор в глаза их не видел. И этот человек, настоящий охотник прерии, прирожденный вестмен, хочет вернуться домой и писать книги! Что может быть глупее! Ничего удивительного, что настоящего вестмена берет злость!
Закончив свою речь, Сэм победно взглянул на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Он попался на мою удочку. Я придвинул к себе седло, подложил его под голову, вытянулся и закрыл глаза.
— Это что такое? — возмутился Сэм, все еще держа в руке поджаренный медвежий окорок. — Вы не удостаиваете меня ответом?
— Именно, — ответил я. — Спокойной ночи, Сэм! Приятных снов!
— Вы ложитесь спать?
— Вы сами только что посоветовали мне сделать это.
— Так это было до нашего разговора, а он еще не окончен!
— Разве?
— Сэр, я желаю с вами поговорить.
— А я — нет, я и так уже все знаю.
— Что же вы знаете?
— То, в чем вы не хотели признаться.
— Интересно, в чем же?
— В том, что я прирожденный вестмен.
Озадаченный Сэм опустил руку с медвежьим окороком, сконфужено откашлялся и сказал:
— Нет… Глядите… Этот гринхорн… этот… меня… в лужу… гм, гм, гм!
— Спокойной ночи, Сэм Хокенс, приятных снов! — повторил я и повернулся на другой бок.
Сэм взорвался:
— Да, да, спокойной ночи, висельник! Закройте глаза и перестаньте водить за нос порядочных людей! Конечно! Знать вас больше не хочу! Это ж надо, какой плут!
Так гневно и так искренне прозвучали его слова, что казалось, между нами действительно все кончено. Однако спустя несколько минут Сэм как ни в чем не бывало произнес:
— Спокойной ночи, сэр! Засыпайте поскорее, нам надо хорошенько выспаться!
Старый Сэм Хокенс был милым, добрым и порядочным человеком.
Я спал как убитый, а когда он меня разбудил, Паркер и Стоун были уже на ногах: остальные, включая Рэттлера, еще спали глубоким сном. Мы подкрепились куском мяса, напоили лошадей и двинулись в путь, но не прежде чем Сэм Хокенс растолковал товарищам, как вести себя в случае опасности.
Солнце еще не взошло, когда мы покинули лагерь. Первый раз я шел на разведку, полную опасностей! Что меня ожидало? Позже, когда я совершил множество таких разведок, я не раз вспоминал эту — первую.
Двинулись мы в том же направлении, в котором уехали апачи, сначала вниз по долине, а потом вдоль кромки леса. На траве еще сохранились их следы, даже мой неопытный глаз легко различил их. Следы вели на север, а мы собирались искать апачей на юге. Долина поворачивала вправо. На пологом, заросшем лесом склоне бросалась в глаза проплешина. Видимо, деревья извели вредители. Именно туда вели следы индейцев. Проехав ее, мы оказались на просторе прерии. Она широко раскинулась перед нами, равномерно, как крыша дома, поднимаясь к югу. Здесь также были видны следы. Добравшись до вершины крышеобразного склона, мы увидели огромное, покрытое густой травой пространство, простиравшееся без конца и края к югу. Равнину рассекал прямой, отчетливый след апачей, хотя со времени их отъезда прошли почти сутки. Сэм, до сих пор молчавший, покачал головой и буркнул себе под нос: