Густав Эмар - Черная Птица
– Слушай, Джордж! Мама очень плохо чувствует себя и не в силах будет распорядиться, если что-нибудь случится, потому что ведь мы должны быть готовы ко всему.
– Это правда, Люси, – отвечал Джордж, – и мы должны позаботиться об ней.
– Хорошо! Я очень рада слышать это от тебя: это доказывает, что ты понимаешь то положение, в котором мы находимся, и что я могу рассчитывать на тебя.
– Во всем решительно! – вскричал он горячо. – К тому же у меня карабин и…
– Пока еще дело обойдется и без твоего карабина. Выслушай меня, Джордж.
– Говори, сестренка!
– Мой крестный папа такой добряк! Я его ужасно люблю.
– И я также! – вставил Джордж.
– Да! Но в случае опасности – что он может сделать?
– Ровно ничего, это правда.
– Разве он в состоянии защитить нас?
– Не думаю, что бы мог! – проговорил мальчик с убеждением.
– Не то, что бы он не захотел этого сделать, напротив, – возразила девочка, – но просто потому, что он не будет знать, что ему делать. Мой крестный папа никогда не выезжал из Нового Орлеана, он не знает здешних мест и не подозревает о том, что происходит в поселениях и какие опасности угрожают стране.
– Он не умеет владеть и ружьем! – презрительно заметил Джордж.
– Это верно, – подтвердила улыбаясь Люси, – и вполне естественно. Я подозреваю, что и негры не больше его умеют стрелять. Надо поэтому, чтобы мы при случае защищали себя сами, а также и маму, которая так добра и так любит нас.
– О, да! – сказал с волнением Джордж. – Бедная мама! Но как же мы сумеем защитить себя? Можно ли что устроить нам?
– Это будет не трудно, если ты согласен слушаться меня.
– Ведь я тебе дал уже честное слово!
– И ты сдержишь его, чтобы ни случилось?
– Я клялся, Люси! Вспомни, что я сын солдата!
– Ну хорошо. Теперь выслушай меня, я сейчас тебе все скажу.
– Говори!
– Ты, Джемс и я – мы должны взять на себя все.
– Джемс еще очень молод! – сказал Джордж, качая головой.
– Это правда, но он все-таки поможет нам, и мы не можем обойтись без него.
– Положим, что и так; продолжай.
– К тому же мы будем руководить им. Да и то, что нам предстоит делать, вовсе не трудно.
– Я слушаю, говори.
– Теперь половина одиннадцатого, все в доме спят. Если принять меры предосторожности, то никто не будет ничего подозревать! – продолжала девочка, которая принимала все более важный вид по мере того, как открывала задуманный ею план.
– О, что касается слуг, то они не пошевелят и пальцем, если даже и услышат нас: они слишком ленивы и трусливы для этого. Впрочем, все это не мешает нам принять меры предосторожности.
– Так и надо. Дело состоит в том, чтобы все приготовить на случай, если на нас будет нападение.
– Ты права, Люси. Но как мы это сделаем?
– Ты всегда всем затрудняешься, а между тем не может быть ничего проще этого.
– Я не говорю, что совсем не знаю, что делать, я только не знаю всего….
– Нам надо втроем перенести все съестные припасы, одеяла и матрацы в повозки, запрячь лошадей, не забыть взять вино, бисквиты, а также корм для лошадей; наконец, иметь под рукой все необходимое, чтобы быть совсем готовыми к внезапному отъезду, если придется бежать отсюда.
– Понимаю, все это совсем не трудно и можно с этим справиться меньше чем за час.
– Это не все.
– Что же еще?
– Когда все будет готово, мы спрячем свечи, но не будем их тушить, потому что они могут нам пригодиться, и потом будем тайком наблюдать в окна, не покажутся ли разбойники.
– А когда они явятся, я стану стрелять по ним! – живо вскричал Джордж.
– Нет, это только выдаст наше присутствие, а надо, чтобы они как можно дольше не знали, что в этом доме кто-нибудь есть.
– Ты права.
– Ты хорошо меня понял?
– Совершенно!
– Тогда будем спешить. Пойди, разбуди Джемса!
Джордж поднялся и сделал несколько шагов, но потом остановился и быстро вернулся к сестре.
– В чем дело? – спросила та с некоторым нетерпением.
– Ты забыла самое важное! – сказал он.
– Я?
– Да, Люси!
– Что же именно?
– Так как мы не будем сопротивляться…
– Было бы очень неосторожно сопротивляться! – перебила Люси с живостью.
– Это верно, но тогда нам надо устроить баррикаду, чтобы у нас было время убежать, пока разбойники станут ломать двери, которые, к счастью, довольно прочны и займут их надолго.
– Ты прав, Джордж; как я не подумала об этом!
– У тебя явилась прекрасная мысль, сестра, а я только дополняю ее, вот и все! – ответил мальчик самодовольно. – Но если двери будут заставлены баррикадами, как же мы убежим?
– Не беспокойся об этом: я знаю потайной ход, который мне как-то случайно показал папа много времени тому назад; я и не думала тогда, что когда-нибудь он мне пригодится.
– В таком случае, все обстоит великолепно, я сейчас разбужу Джемса и вернусь через шесть минут.
Он вышел из комнаты, счастливый той важной ролью, которую дала ему сестра, и спустя несколько минут вернулся в сопровождении брата, у которого были еще заспанные глаза, потому что он был разбужен слишком быстро и энергично, и во взгляде его стояло выражение удивления и недоумения.
Джемсу было десять лет, но он был высокий и сильный для своего возраста. Это был очень тихий, кроткий, неразговорчивый и застенчивый мальчик. Но под спокойной, почти боязливой внешностью скрывались задатки, которым надо было только окрепнуть, чтобы обратиться в твердость духа и непоколебимое мужество. Сам он, конечно, и не подозревал о своих силах, еще не пробившихся наружу и таившихся пока в глубине его души, где они тихонько росли, чтобы при подходящем случае – как это обыкновенно бывает – сразу заявить о своем существовании. Джемс был очень любящим и ласковым ребенком. Он нежно любил своих родителей, брата и сестер, но питал особенную слабость к Люси: она была его поверенной, его другом; он доверял ей свои детские тайны, и она целовала, одобряла его, утешала, если у него было горе, осушала его слезы добрыми и ласковыми словами, радовалась его радостям и потихоньку наделяла его лакомствами. Правда, Джемс был в большой дружбе и с братом Джорджем, но пылкий и буйный характер последнего представлял резкий контраст с его тихой и вдумчивой натурой. Благодаря этому несходству в отношениях Джемса к брату проглядывало некоторое недоверие и почти боязливое чувство; со своей стороны, Джордж, слишком порывистый и мало проницательный для того, чтобы понять сокровища доброты, даже снисходительности, скрытые под холодной, почти недружелюбной внешностью, объяснявшейся природной робостью его младшего брата, видел в нем ребенка, не способного ни к какой самостоятельной деятельности. Говоря о Джемсе, он принимал всегда снисходительный тон, презрительно сжимая губы и прибавляя непременно, что «ведь он еще совсем маленький!»
