Джеймс Купер - Зверобой, или Первая тропа войны
— Конечно, Джудит; не многие говорят лучше вас, и никто не говорит так приятно. Слова ваши под стать вашей красоте.
— Вы так часто восхваляли мою красоту, что это дает мне смелость продолжать. Однако, Зверобой, девушке моих лет нелегко позабыть полученные в детстве уроки, все свои привычки и прирожденную осторожность и открыто высказать все, что чувствует ее сердце.
— Почему, Джудит? Почему бы женщинам, как и мужчинам, не поступать совершенно открыто и честно со своими ближними? Не вижу причины, почему вы не можете говорить так же откровенно, как говорю я, когда нужно сказать что-нибудь действительно важное.
Неодолимая скромность, которая до сих пор мешала молодому человеку заподозрить истину, вероятно, совсем обескуражила бы девушку, если бы душа ее не стремилась во что бы то ни стало сделать последнее отчаянное усилие, чтобы спастись от будущего, которое страшило ее тем сильнее, чем отчетливее она его себе представляла. Это чувство преодолело все другие соображения, и она, сама себе удивляясь, продолжала упорствовать, поборов свое смущение.
— Я буду, я должна говорить с вами так же откровенно, как говорила бы с милой бедной Хетти, если бы эта кроткая девочка еще была жива, — сказала она, побледнев, вместо того чтобы покраснеть, как могла бы покраснеть на ее месте другая девушка. — Да, я подчиню все мои чувства самому важному из них. Любите ли вы леса и жизнь, которую мы ведем здесь, в пустыне, вдали от хижин и городов, где обитают белые?
— Люблю, Джудит, люблю не меньше, чем любил моих родителей, когда они были живы. Это место могло бы заменить мне целый мир, если бы только война благополучно закончилась и бродяги держались отсюда подальше.
— Тогда зачем же его покидать? У него нет хозяина, по крайней мере хозяина, имеющего на него больше прав, чем я, а я охотно отдаю его вам. Если бы это было целое королевство, Зверобой, я с восторгом сказала бы то же самое. Вернемся сюда, после того как нас благословит священник, который живет в форте, и потом навсегда останемся здесь.
Последовала долгая, многозначительная пауза. Заставив себя высказаться так откровенно, Джудит закрыла лицо обеими руками, а Зверобой, огорченный и удивленный, размышлял о том, что он только что услышал. Наконец охотник нарушил молчание, стараясь придать своему голосу ласковое выражение, так как он боялся обидеть девушку.
— Вы недостаточно хорошо обдумали все это дело, Джудит, — сказал он. — Нет, чувства ваши взволнованы тем, что недавно случилось, и, полагая, что у вас никого больше не осталось на свете, вы слишком торопитесь найти человека, который занял бы место тех, кого вы потеряли.
— Если бы я жила, окруженная целой толпой друзей, Зверобой, я чувствовала бы то же, что чувствую теперь, и говорила бы то же, что говорю, — ответила Джудит, по-прежнему закрывая руками свое красивое лицо.
— Спасибо, девушка, спасибо от всего сердца! Однако я не такой человек, чтобы воспользоваться этой минутной слабостью, когда вы забыли все свои преимущества и вообразили, будто вся земля, со всем, что в ней заключается, сосредоточена в этой маленькой пироге. Нет, нет, Джудит, это было бы неблагородно с моей стороны! То, что вы предлагаете, никогда не может произойти.
— Все это возможно, но я никогда не буду в этом раскаиваться! — возразила Джудит с неудержимым порывом, который заставил ее оторвать руки от глаз. — Мы попросим солдат оставить наши вещи на дороге; а когда мы вернемся, их легко будет перенести обратно в дом; враги не покажутся на озере по крайней мере до конца войны; ваши меха легко продать в форте. Там вы можете купить все, что нам понадобится, ибо я не хочу возвращаться туда; и, наконец, Зверобой, — прибавила девушка, улыбаясь так нежно и искренне, что решимость молодого человека едва не поколебалась, — в доказательство того, как сильно я хочу быть вашей, как стремлюсь я быть лишь вашей женой, в первый огонь, который мы разведем по возвращении, я брошу парчовое платье и все вещи, которые вы считаете неподходящими для вашей жены.
— Ах, какое вы очаровательное существо, Джудит! Да, вы очаровательное существо: никто не может отрицать этого, не прибегая ко лжи. Все эти картины приятны воображению, но в действительности могут оказаться вовсе не такими приятными. Итак, позабудьте все это, и поплывем вслед за Змеем и Уа-та-Уа, как будто между нами ничего не было сказано.
Джудит испытывала чувство жестокого унижения и — что значит гораздо больше — была глубоко опечалена. В твердости и спокойствии Зверобоя было нечто, подсказавшее ей, что все ее надежды рухнули и ее удивительная красота не произвела на этот раз своего обычного действия. Говорят, будто женщины редко прощают тех, кто отвергает их предложения. Но эта гордая, пылкая девушка ни тогда, ни впоследствии не выказала даже тени досады на честного и простодушного охотника. В ту минуту ей важнее всего было убедиться, что между ними не осталось взаимного непонимания. Итак, после мучительной паузы она довела дело до конца, задав вопрос до такой степени прямо, что он не допускал никаких двусмысленных толкований.
— Не дай бог, чтобы когда-нибудь впоследствии мы пожалели о том, что нам сегодня не хватило искренности, — сказала она. — Надеюсь, что мы с вами наконец поймем друг друга. Вы не хотите взять меня в жены, Зверобой?
— Будет гораздо лучше для нас обоих, если я не воспользуюсь вашей слабостью, Джудит. Мы никогда не сможем пожениться.
— Вы не любите меня… Быть может, в глубине души вы даже не уважаете меня, Зверобой?
— Если речь идет о дружбе, Джудит, я готов для вас на все, готов принести вам в жертву даже мою собственную жизнь. Да, я готов рисковать ради вас, так же как ради Уа-та-Уа, а больше этого я не могу обещать ни одной женщине. Но не думаю, чтобы я любил вас или какую-нибудь другую женщину — вы слышите: я говорю, какую-нибудь другую, Джудит! — настолько, чтобы согласиться покинуть отца и мать, если бы они были живы… Впрочем, они умерли, но это все равно: я не чувствую себя готовым покинуть родителей ради какой-нибудь женщины и прилепиться к ней, как говорит писание.
— Этого довольно, — ответила Джудит упавшим голосом. — Я понимаю, что вы хотите сказать: вы не можете жениться без любви, а любви ко мне у вас нет. Не отвечайте, если я угадала, — я пойму ваше молчание. Это само по себе будет достаточно мучительно.
Зверобой повиновался и ничего не ответил. В течение целой минуты девушка молчала, вперив в него свои ясные глаза, как будто хотела прочитать, что делалось у него в душе. А он сидел, поигрывая веслом, с видом провинившегося школьника. Затем Джудит опустила весло в воду, Зверобой тоже налег на весло, и легкая пирога понеслась вслед за делаваром.
