Джеймс Купер - Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Тексты публикуются по изданиям:
Heckewelder,Rev.John. History, Manners and Customs of The Indian Nations, Who once inhabited Pennsylvania and the Neighbouring States . Philadelphia , 1876.
Chronicles of American Indian Protest. Comm. by The Council of Interracial Books for Children. Greenwich , Conn. , 1971.
Преподобный отец Джон Экевелдер
ИСТОРИЯ, НРАВЫ И ОБЫЧАИ ИНДЕЙСКИХ ПЛЕМЕН, НЕКОГДА НАСЕЛЯВШИХ ПЕНСИЛЬВАНИЮ И СОСЕДНИЕ ШТАТЫ
Красноречие индейцев отличается естественностью и простотой, в нем выражается жизнь чувств без всякого искусства и правил; речи их выразительны и впечатляющи, аргументация немногочисленна и конкретна, и когда они стремятся обосновать тезис и убедить слушателей, то устремляются к их сердцам кратчайшим путем. Я знаю, что их ораторский дар сильно подвергался сомнению, и это не удивительно, с учетом предвзятого отношения к их языкам, которые обычно считают бедными и малопригодными для выражения идей возвышенных. Поэтому все образцы их красноречия, поведанные миру, рассматривались с предубеждением. Знаменитая речь Логанаnote 173, аутентичность которой была засвидетельствована уважаемым полковником Джоном Гибсономnote 174, все же не была признана в нашей стране достоверной. Я же, напротив, убежден, что она была произнесена именно в том виде, как дошла до нас, причем различие состояло лишь в выразительности индейского языка, которую невозможно передать на нашем.
Надеюсь, что благодаря усилиям и исследованиям Исторического Комитета особенности и возможности индейских языков раскроются шире, чем прежде. Тогда мир сможет лучше судить об их глубине и силе и решить, в какой мере они способны служить целям ораторского искусства. Пока же я удовольствуюсь тем, что приведу еще один образчик индейского красноречия, причем не в передаче, а из первых рук. Перевод, предлагаемый мною, лишь в слабой мере передает мощь и дух оригинала. Ручаюсь, однако, за верность передачи, насколько мне позволили мои силы.
Речь эта была произнесена в Детройте, на канадском пограничье, 9 декабря 1801 года Капитаном Трубкой, вождем племени делаваров, и обращена к коменданту форта, в то время принадлежавшего англичанам. Следует вспомнить, что в войне 1756 годаnote 175 делавары всегда оставались верными союзниками французов. Мир, заключенный в 1763 году двумя великими нациями, соперничавшими на континенте, индейцами еще ряд лет не соблюдался, и они продолжали выступления против правительства Великобритании и ее подданных. Индейцам пришлось, однако, уступить превосходящим силам, лелея надежду, что их отец, французский король, скоро вышлет сильную армию и отберет Канаду. В таком состоянии их застала революцияnote 176. Хорошо известно, что одним из методов британской политики было использование дикарей для подавления так называемых бунтовщиков против короля.
Делавары, как я показал ранее, тщетно пытавшиеся сохранить нейтралитет, в целом приняли сторону американцев. Однако Капитан Трубка с частью племени Волков присоединился в начале войны к англичанам, но вскоре их покинул. Впрочем, было уже слишком поздно: теперь ему пришлось, вопреки собственному желанию, выступить против американцев вместе с подвластными ему людьми. Вернувшись из одного похода, он отправился с донесением к коменданту Детройта. Тот принял его официально, в Доме совета, в присутствии множества индейцев, британских офицеров и других лиц. Присутствовали там и несколько миссионеров, в том числе и я. Вождь уселся перед своими индейскими спутниками, лицом к коменданту. В левой руке он держал человеческий скальп, свисавший с короткого шеста. Выдержав продолжительную паузу, он поднялся и, обращаясь к губернатору, произнес следующую речь:
«Отец (тут оратор остановился и, отвернувшись от аудитории со значительным видом и с таким сарказмом на лице, какого я не в силах передать, продолжал тоном ниже)! Я сказал „отец“, хотя, по правде говоря, не понимаю, отчего должен звать его так, не зная иного отца, кроме французского, англичан же считая всего лишь братьями. Но поскольку имя это еще раз было нам навязано, я все же воспользуюсь им (здесь он перевел взгляд на коменданта).
Отец! Некоторое время тому назад ты вложил в мою руку боевой топор, сказав: «Возьми его и испробуй на головах моих врагов, длинных ножей, а потом дай знать, достаточно ли он остер».
Отец! В то время, когда ты вручал мне это оружие, у меня не было ни повода, ни желания идти войной на людей, не сделавших мне худа; но из желания угодить тебе, именующему себя моим отцом, а меня — сыном, я принял топор, хорошо зная, что в случае ослушания ты лишишь меня необходимейших средств к жизни, без которых я погибну и которые можно приобрести только в доме моего отца.
Отец! Ты можешь счесть меня глупцом, рискнувшим жизнью по первому слову, к тому же в деле, не сулящем мне никакой выгоды, ибо это твое дело, а не мое. Твоя забота сражаться с длинными ножами: вы затеяли ссору между собою, и вам следует решать ее исход. И не подобает тебе подвергать опасности своих детей, индейцев, ради собственной пользы.
Отец! Много людей рассталось с жизнью по твоей вине! Многие племена пострадали и обессилены. Дети потеряли родителей, братьев и родичей. Жены утратили мужей. И неизвестно, сколько еще погибнет, пока прекратится твоя война!
Но, отец! Кто же из нас поверит, будто ты полюбишь людей другого цвета кожи больше тех, чья кожа бела, как твоя?
Отец! Выслушай хорошо, что я тебе скажу. Пока ты направляешь руку мою на врага своего, словно охотник собаку на дичь, пока я бросаюсь на этого врага с окровавленным оружием, врученным мне, что будет, если оглянусь я на место, где мы стоим? Что, если узрю я, как мой отец пожимает руку длинным ножам, тем самым людям, которых зовет своими врагами? Быть может, я услышу и смех над глупостью, с которой повиновался его приказу? И все же ныне я рискую жизнью своей по его велению! Отец! Запомни же, что я сказал сейчас.
А теперь, отец, взгляни, как воспользовался я топором, врученным мне (показывает шест со скальпом). Я совершил топором то, что велено было мне совершить, и топор этот оказался острым. Однако я не сделал всего, что мог бы. Нет, не сделал. Сердце мое подвело меня. Я ощутил сострадание к твоему врагу. Малолетки и слабые женщины не замешаны в твоих ссорах, потому я делал различия — я щадил. Я захватил живой плоти, которую погрузил на одну из больших лодок, встреченных на пути к тебе. Через несколько дней тебе доставят эту плоть, и ты увидишь, что кожа ее одного цвета с твоею.
Отец! Я сказал, что ты, быть может, сочтешь меня глупцом из-за безрассудства, с которым бросился я на твоего врага. Не верь этому, отец! Не думай, будто у меня недостанет смысла догадаться, что хотя сейчас ты делаешь вид, словно длинные ножи — злейшие из твоих врагов, ты не захочешь мира с ними.
