Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки»
– Никиа… – начал Гай.
– Нет, хозяин! – воскликнул Никиабо. – Она самая плохая, подлая, мерзкая девка!
«Однако, – весело подумал Гай, – Никиа чертовски быстро овладевает диалектом негров Миссисипи».
– Сними с нее сглаз, Никиа, – сказал Гай.
– Вы хотите сказать, что верите во всю эту чепуху? – изумленно воскликнул Уиллард Джеймс.
– А вам не приходилось жить в Африке, Уилл? Вы же верите в воскресение из мертвых, хотя никогда и не видели его. А я видел, как Эсамба лишал людей разума. Проклятье, Никиа, сейчас же сними с нее колдовство!
– Нет! – выпалил пигмей.
– Хорошо же, – сказал Гай и перешел на суахили. – Твоя правая рука утратила свою силу, Никиабо! Твоя правая ноги искалечена! Ты больше не можешь ни поднять руку, ни ходить!
– Что… что, черт возьми, ты говоришь, Гай? – прошептал Фитцхью.
– Я напускаю на него еще большую порчу, – сказал Гай спокойно. – Смотрите: Никиа, ну-ка подними правую руку!
Пигмей попытался выполнить приказание, но не смог поднять руку, хотя на его лбу цвета черного дерева от напряжения выступили капельки пота.
– Теперь иди! – проревел Гай.
Пигмей шагнул и тут же повалился на пол. Он лежал и плакал.
– Сними с меня проклятие, бвана! Прогони злого духа! Я буду тебя слушаться! Я сниму порчу с этой противной черной девчонки!
– Хорошо, – сказал Гай и добавил на суахили: – Заклятие снято, Никиа!
Пигмей тут же встал на ноги. Подбежав к распростертой на полу девушке, он залопотал что-то, делая руками какие-то странные движения.
Девушка прекратила кричать. Она лежала некоторое время совершенно неподвижно, расслабленно. Потом ее полные ужаса глаза раскрылись, она вскочила на ноги и бросилась вон из комнаты.
– Мне нужно выпить, – прошептал Уиллард Джеймс. – Чего-нибудь покрепче!
– И мне тоже, – проворчал Фитцхью. – Гай! Как, черт возьми, ты…
– Не проси у меня объяснений, – сказал Гай с важным видом, – я и сам не понимаю. Единственное, что я знаю наверняка: это действует!
Второй инцидент был совсем другого свойства. Гай находился на участке плантации, граничащем с Фэроуксом, когда увидел Джо Энн, приближающуюся верхом к изгороди. Он подъехал, чтобы поздороваться с ней, и увидел ее глаза. Они были холодны как лед.
– Кил сказал мне, – произнесла она, – что ты оплатил все его долги. Вижу, ты теперь владелец Мэллори-хилла. Это, конечно, твое право…
Гай, сидя на своем черном жеребце, внимательно глядел на нее.
– Продолжай, – спокойно сказал он.
– Если бы ты лишил нас собственности, я бы назвала тебя негодяем и свиньей. Но Кил сказал, что ты не собираешься выгонять нас…
– Не собираюсь, – сказал Гай. – Кто же я теперь, по-твоему?
– Все равно свинья, ну, может, не такая большая. Ты не имел права так поступать, Гай Фолкс! Зачем было его обижать?
– Боже правый, Джо, – сказал Гай. – Вот уж никогда не думал…
– Нет, ты знал! Прекрасно понимал, что заденешь его мужскую гордость! Или заставишь меня презирать его за малодушие, за то, что он принял от тебя этот щедрый подарок. Но этот номер не пройдет, Гай. Можешь и Фэроукс выкупить. Мы уезжаем.
В глазах Гая появилось выражение боли.
– И куда же вы поедете? – спросил он. Ее замешательство ясно показало ему, что она и не думала об этом. – Я тебя спрашиваю, куда вы поедете? – повторил он. – Откуда вы возьмете деньги? Кто позаботится о твоем отце, даже если ты станешь работать – компаньонкой какой-нибудь знатной леди? Ведь Кил работать не станет. Да он ничего и не умеет, кроме как жить на плантации. У него остается только один выход – стать надсмотрщиком в каком-либо чужом имении. Ты думаешь, он на это пойдет?
Ее лицо побледнело.
– О!.. – начала она.
– Если он вообще куда-то поедет, – продолжал Гай невозмутимо, – в чем я сильно сомневаюсь. Ты хоть его спросила? Вижу, что нет. Думаю, тебе бы надо его спросить, Джо, принимает ли он мой щедрый подарок, как ты его называешь. Поинтересуйся, уязвлена ли его гордость, которая, как ты полагаешь, у него есть, настолько, чтобы он уехал. Ступай. И в следующий раз, прежде чем бросать мне обвинения, удостоверься, что они на чем-то основаны.
– О! – вновь воскликнула она. – Ты все-таки свинья, Гай Фолкс! И куда большая, чем я думала…
В следующий раз Гай увидел Килрейна Мэллори в то утро, когда «Королева Натчеза» и «Том Тайлер» должны были причалить к пристани чуть ниже Натчеза. Кил был уже пьян, несмотря на раннее утро. Выпивка становилась его единственным утешением.
– Что с тобой стряслось? – сочувственно спросил Гай.
– Проклятые бабы! – сказал Кил угрюмо. – Представляешь, Гай, за целую неделю и словечком со мной не перемолвилась! А знаешь почему?
– Нет, – сказал Гай мягко.
– Из-за того, что я не захотел уезжать из Фэроукса. Говорит, что настоящий мужчина никогда не согласился бы жить на средства своего друга. Может, она и права, но что мне остается делать? Я не знаю ничего, кроме плантации. Что же мне теперь, надсмотрщиком наниматься?
«Я бы так и сделал, – подумал Гай холодно, – а не принимал чужую помощь. Но у тебя иное мнение, не так ли, Кил? Впрочем, ты всегда был ничтожеством».
– Я ей и говорю: «Гай нас не прогонит. Разве может старина Гай нас выгнать?» А она вскочила и ну визжать: «Не смей произносить при мне имя этого негодяя, пока я жива!» Боже милосердный, чем ты ей так не угодил?
– Наверно, она злится, потому что не хочет быть мне чем-то обязанной, – сказал Гай.
– Не пойму я ее. Ты даешь нам возможность продержаться на плаву, а она, вместо того чтобы оценить это по достоинству…
– Забудь об этом. Скажи лучше, Кил, что ты собираешься делать с красоткой Лиз? Доктор Моррис говорит, что она и вправду в интересном положении…
– Ровным счетом ничего, – фыркнул Кил. – Откуда мне знать, чей он, этот маленький ублюдок?
Эта Лиз – самая большая шлюха во всем штате Миссисипи!
Гай молча разглядывал его. «Бедняга, – думал он, – ах ты, бедняга. Ничего у тебя не осталось: ни надежды, ни молитвы. Пусть уж хоть „Том Тайлер“ придет первым…»
Возможно, так бы и случилось, если бы не Килрейн Мэллори. Проведя большую часть дня в тщетных попытках привлечь внимание Джульетты Кастильоне, он в конце концов спустился в машинное отделение. Отозвав в сторону машиниста, он показал ему толстенную пачку банкнот. Большую часть ее, правда, составляли куски нарезанной газетной бумаги, но машинист мог видеть только несколько двадцатидолларовых купюр, которые лежали сверху. Две из них Кил снял и протянул машинисту.
– Для чего это, сэр? – спросил тот.
– Перекроете предохранительный клапан за несколько миль до Нью-Орлеана. Когда мы намного вырвемся вперед, можете снова открыть его. Если сделаете, как я сказал, получите остальные деньги. Эту гонку я не собираюсь проигрывать!