Николай Черкашин - Балтийский эскорт
Таков документ… Как ни прискорбно, но "Спартак" со своим флагманом Раскольниковым вошел в историю как первый советский корабль, спустивший флаг перед неприятелем.
Перед тем как англичане поднялись на палубу эсминца, начальник морских сил Республики спустился в кубрик и переоделся в матросский бушлат, в котором остались документы военмора-эстонца, не пошедшего в поход по болезни. Никто из команды "Спартака", - ни бывшие офицеры, ни тем более матросы, не выдал англичанам члена Реввоенсовета.
"Меня поставили во фронт - на левом фланге спартаковской команды, - вспоминал в своей книге Раскольников, - и отобрали паспорт. Ввиду того что по паспорту я значился эстонцем Феллинского уезда, ко мне подошел какой-то матрос боцманского вида и стал разговаривать по-эстонски. Ему не стоило большого труда уличить меня в незнании языка.
В свое оправдание я солгал, что давно обрусел и уже забыл родной язык. Но в этот момент на шканцах появилась группа белогвардейских офицеров, и среди них я тотчас узнал высокую долговязую фигуру моего бывшего товарища по выпуску из гардемаринских классов - бывшего мичмана Феста. Оскар Фест принадлежал к прибалтийским немецким дворянам… Остановившись против нас у правого борта корабля, Фест медленно провел взглядом вдоль всего фронта, и его широко раскрытые голубые глаза буквально застыли на мне… Он сказал что-то своим белогвардейским спутникам, и меня тотчас изолировали от всей команды, раздели донага, подвергли детальному обыску".
Раскольникова отправили в Англию, в лондонскую тюрьму "Брикстонпризн" (спустя полгода его обменяли на пленных английских офицеров, и он вернулся на родину), а Павлинов остался в Ревеле, так как обмену он не подлежал; о визе же на въезд в Советскую Россию и речи не могло быть. Бывшего командира «Спартака» предали суду офицерской чести при Морском управлении Северо-Западной белой армии. Командовал морскими силами контр-адмирал Пилкин, хорошо знавший отца Николая Павлинова.
Обвинение было серьезное: лейтенанту Павлинову 4-му ставилась в вину его служба у большевиков на командной должности и участие в боевых действиях против белых сил. Однако защитник сумел убедить членов суда в том, что командир "Спартака" искупил свое прегрешение тем, что намеренно посадил эсминец на банку и сдал его союзникам России - англичанам. И хотя это было не так, Павлинов не стал возражать. Суд офицерской чести снял все свои обвинения.
Участь команды "Спартака" была куда суровей.
РУКОЮ ОЧЕВИДЦА: "Нас свезли всех на остров Нарген, - вспоминал в 1963 году бывший машинист эсминца Иван Михальков, - и бросили в холодные землянки, мрачные, темные помещения без света. Нары без матрасов, сырость. Особенно ужасно был устроен карцер - железный погреб, заваленный сверху каменьями. Ледник-душегубка.
В конце января 19-го года нас, моряков эсминца "Спартак", вывели из бараков и построили в один ряд. Комендант лагеря Магер объявил, чтобы все коммунисты вышли на два шага вперед, иначе расстреляют всех.
Комиссар В.Павлов вышел первым. За ним - еще пятнадцать человек команды.
Третьего февраля из Таллинна прибыл на остров карательный отряд с пулеметами. Комендант объявил, что коммунистов "Спартака" отправляют на суд в город. Но все поняли, что это значит на самом деле. Твердым шагом, с гордо поднятой головой шестнадцать моряков направились в свой последний путь. Они шли к выходу за проволочное заграждение. Первым шагал комиссар Павлов.
Лежал чистый нетронутый снег. Казалось невероятным, что вот сейчас, через минуту, он побагровеет от крови, которая еще пока течет в жилах товарищей.
Шли спокойно, держась за руки.
Комиссар Павлов запел во весь голос:
"Мы жертвою пали в борьбе роковой…"
Все моряки, шедшие на смерть, подхватили песню прощания. Она звучала недолго. Затрещали пулеметы…
На другой день расстреляли коммунистов с «Автроила».
Все эти жертвы, так же как и переломанная судьба Павлинова, остались на совести начморси Раскольникова и Предреввоенсовета Троцкого, пославших эсминцы в рисковую авантюру без должного охранения.
22 декабря 1940 года под звуки траурного салюта кораблей Краснознаменного Балтфлота кумачовые гробы с прахом спартаковцев были доставлены на военном корабле в Таллинн. Траурная процессия под протяжные гудки фабрик и паровозов, сирены судов проследовала на Военное кладбище…
СУДЬБА КОРАБЛЯ. В Красном флоте имя вождя римских рабов Спартака носило десять кораблей и судов. Эскадренный миноносец, которым командовал лейтенант Павлинов, менял свое название пять раз. Заложен и спущен он был как "Капитан 1 ранга Миклухо-Маклай". В июне 1915 года его перекрестили в "Капитан Кингсберген". За несколько дней до своего рокового похода он стал "Спартаком". Эстонцы переименовали его в " Вамбола". Летом 19-го года на корабле была предпринята неудачная попытка поднять красный флаг и уйти в Кронштадт.
В составе эстонского флота "Вамбола" принимал участие в Гражданской войне 1920 года. А в 1933 году правительство Эстонии продало его перуанскому флоту, где бывший "каперанг" был произведен в "адмиралы": эсминец, построенный в Петрограде, назвали "Альмиранте Виллар". Он нес бремя воинской службы на Тихом океане до 1955 года.
* * *
Вечером заглянул ко мне Снежков и вернул книгу об орденах.
- Задание выполнено, гражданин начальник, - дурашливо отрапортовал он. Кривым карандашным крестиком был отмечен персидский орден "Льва и Солнца"…
Итак, в одном воровском кармане сошлись орден тестя Булгакова и знак командира "Миклухо-Маклая" ("Спартака"), как сошлись имена римского вождя, немецкого педагога, русского этнографа, перуанского адмирала, офицера Российского императорского флота и родовитого дипломата в крайних точках некой замысловатой гексаграммы. Было над чем поломать голову…
Глава пятая
ЧЕРЕП ТАМЕРЛАНА, ИЛИ "ПОДСАДНЫЕ УТКИ" В ФИНСКОМ ЗАЛИВЕ
Москва. Зима 1991 года
Звоню Семену Михайловичу Павликову. Может, старому капитану полегчало и с ним удастся нормально поговорить? В трубке голос деревенской родственницы, о которой говорила медсестра.
- Семена Михалыча? А его нету. В больнице он. На Потешной… На месяц взяли… Пускают, пускают… Я ему передачу кажну неделю ношу.
Старинная психиатрическая больница на Потешной улице (названной в честь Потешного полка юного Петра, игравшего здесь, в Заяузье, в военные игры) стоит неподалеку от моего дома, и, выкроив время, я отправился к ее желтым корпусам на берегу Яузы.
Пакет с яблоками у меня приняли, а за ворота не пустили:
- Пускаем только близких родственников… И то с разрешения лечащего врача.
