Луи Нуар - Золотой корсар
Он вовсе не выглядел смущенным, о нет.
С грациозной дерзостью и непринужденностью дворянина прошел он по коврам его величества и остановился прямо перед изумленным монархом.
К великому удивлению присутствующих, в один миг он избавился от сковывавших его руки пут, жестом, изящным и благородным, снял берет и отвесил глубокий поклон королеве, которая взирала на него с неподдельным интересом.
Такой привлекательный юноша!
Королева Неаполя пленилась его красотой.
Перед королем Паоло присел в реверансе, которому позавидовали бы и самые искушенные придворные; затем, пользуясь всеобщим удивлением, промолвил голосом, звонким и твердым:
– Сир, ваш покорнейший и преданнейший слуга, огорченный тем, что его привели сюда силой, но счастливый возможности предстать перед вашим величеством, выражает вам свое почтение.
Паоло произнес это столь галантно, что окончательно покорил королеву.
Король был меломаном.
Голос, ритм, тембр были гармонично чистыми; эта музыка ласкала королевский слух, и Франческо был очарован.
– Осмелюсь, – продолжал Паоло, – умолять его превосходительство, герцога Корнарини, засвидетельствовать, что я сделал все, что было в моих силах, дабы успокоить народ.
– Это правда? – спросил король.
– Должен признать, так все и было, сир, – подтвердил министр.
– А теперь, – продолжал Паоло, – я требую правосудия; я ничем не заслужил подобного ареста. Да, в силу моей молодости мне часто приходилось вступать в стычки с патрулями и задирать вуали гулявших по улицам дам; я даже поколотил его превосходительство, приняв его за сводника, но монсиньор сам таковым представился. И все же…
Король повернулся к Корнарини.
– Вы действительно играли эту роль?
– Сир, это была…
Самоуверенность Паоло привела герцога в такое замешательство, что он начал запинаться.
Паоло продолжал:
– Одним словом, я совершал лишь ребяческие шалости, недостойные внимания великого короля и великой королевы; мне даже стыдно за то, что вы тратите на меня ваше августейшее время.
– Но, – проговорил король, – тебя обвиняют в том, что ты женщина, заговорщица…
– Я? – воскликнул Паоло. – Я? Женщина?.. Ах, сир, если бы я смел…
– То что бы ты сделал?
– Нет, сир, я не смею. Вы меня за это повесите.
Паоло был дьявольски отважен; он знал, о чем думают король и королева, и понимал, что при неаполитанском дворе, совсем не ханжеском, настоящий лаццарони может позволить себе многое.
Заставь он короля смеяться – и дело его выиграно.
– Короче, что ты просишь?
– Я не прошу, сир, но предлагаю доказать, что никакая я не заговорщица.
– У тебя есть тому доказательство?
– Да, и оно у меня при себе, сир.
– Тогда я разрешаю тебе его предоставить.
– Сир, то, что я собираюсь сделать, может показаться вам весьма вызывающим…
– Но должен же ты, в конце-то концов, как-то оправдаться? Ты говоришь, что имеешь при себе доказательство того, что ты не заговорщица и не имеешь ничего общего с карбонариями – так в чем дело? Что тебя останавливает?
– Раз уж король приказывает, я готов его выложить.
И Паоло, изобразив крайнюю степень смущения[16], сделал жест, нет, движение, нет… подходящее слово не приходит нам на ум.
Короче говоря, представил всему двору неопровержимое доказательство того, что он не никак не мог быть тем, кем его объявили. Заговорщиком… возможно… Но заговорщицей… нет, ни в коем случае.
Король с трудом сдержал улыбку.
Королева потупила взор.
Дородный полковник швейцарцев покатился со смеху.
Министр Корнарини пришел в бешенство.
– Негодяй! Мерзавец! – вскричал он.
Паоло смерил его взглядом.
– Я нахожу это дерзостью с вашей стороны, ваше превосходительство, ругать меня тогда, когда я лишь повиновался королю. Он приказал – я подчинился. Его величество, видимо, сочли, что в моем случае – ведь я еще весьма юн, – подобная выходка не будет иметь серьезных последствий.
Король не скрывал своей радости.
Франческо любил лаццарони, нередко находил их остроумными и уже подпал под обаяние Паоло.
Он поднялся на ноги.
– Герцог, вы ошиблись, и мне придется вас наказать… Но кто ты будешь таков, парень?
– Меня величают Королем набережных.
– И заслуженно?
– Сейчас вы сами в этом убедитесь. После вас я являюсь властителем и господином всего портового люда.
И, подбежав к окну, он крикнул во всю глотку:
– Друзья, его величество признает ошибку своего министра, который за эту оплошность будет уволен. Король дарует мне свободу!
Толпа взорвалась приветственными возгласами.
– Да здравствует Франческо! Да здравствует Паоло! Долой Корнарини!
Придя в полный восторг, рыбаки, лаццарони, рабочие начали обниматься, танцевать, горланить песни.
Король слышал слова Паоло.
Нужно было принимать решение; он склонился к милосердию и благоразумно провозгласил Паоло невиновным.
Тем же, кто собрался в огромном и величественном зале дворца, он сказал:
– Vox populi, vox Dei[17]. Мы, король Неаполя и Сицилии милостью Божьей, заявляли и заявляем следующее:
Наш министр полиции, герцог Корнарини, совершив незаконный арест, отстраняется от исполнения своих функций; он выплатит штраф в размере тысячи дукатов, и на эти деньги в порту для моего народа будет устроен фейерверк, который станет своеобразной компенсацией моим подданным, вынужденным пойти на демонстрацию и ради восстановления справедливости.
Что касается Паоло, то за непристойность, совершенную им в нашем присутствии, мы приговариваем его к наказанию розгами, но подтверждаем его титул Короля набережных.
Все присутствующие, за исключением герцога Корнарини, в едином порыве прокричали: «Да здравствует король!».
Паоло поклонился Франческо, затем королеве и, опустившись перед ней на колени, промолвил:
– Сударыня, я всего лишь ребенок; было бы нелепо, если бы, вопреки обыкновению, этого ребенка бил какой-нибудь тупица. Маленьких мальчиков обычно наказывают матери. Я сирота, но вы, вы мать всех неаполитанцев, и я хотел бы – прошу вас, окажите мне эту неслыханную милость, – чтобы меня отхлестала ваша монаршая рука.
На этот раз уже никто не сдержался, и зал содрогнулся от взрыва хохота.
Даже сама королева нашла обращение столь забавным, что, казалось, готова была оказать Пало столь дерзко испрошенную им милость.
Король сделал единственно возможное в данной ситуации.
Он сказал Паоло:
– Я освобождаю тебя от порки: твое наказание было бы слишком мягким, ragazzo. Я предпочитаю быть милосердным… Можете расходиться, господа!
Зал вмиг опустел.
Едва Паоло вышел из дворца, как его подхватила толпа и триумфально понесла по улицам Неаполя.
В это время к королю явился Луиджи.
– Не желаешь ли объясниться? – был первый вопрос Франческо.
– Ах, сир, все сорвалось из-за глупости вашего министра.
И Луиджи рассказал королю, как все было, а затем добавил:
– Этой женщиной, сир, была маркиза Дезенцано, предводительница карбонариев… Я в полном отчаянии.
– Отныне ты мой министр полиции, – сказал король. – Я пожалую тебе дворянский титул, но постарайся, чтобы больше таких промашек не случалось.
Забегая вперед, скажем, что новый министр оказался достойным оказанной ему милости, подтверждением чему могут служить сотни брошенных в тюрьму и расстрелянных по его приказу карбонариев.
А между тем толпа вынесла Паоло к особняку Корнарини и потребовала иллюминации.
Управляющий экс-министра заявил, что тележки, груженные дровами, будут направлены к порту, и уже там, в соответствии с приказом короля, люди герцога будут раздавать лаццарони щедрые дары.
Чернь разлилась по улочкам, организовав шумный кортеж своему идолу.
Внезапно Паоло заметил великана, рассекавшего толпу, словно корабль волны.
То был Вендрамин.
Он подошел к другу, под всеобщие аплодисменты усадил его на свои могучие плечи, и людской поток устремился по главным улицам Неаполя в направлении порта.
Тем временем между юношей и колоссом состоялся интересный диалог.
– Она спасена? – спросил Паоло.
– Да.
– Будет меня ждать?
– Да, в течение пяти дней.
– Где будет находиться бриг?
– На выходе из бухты Байя.
– Ты видел ее лицо, этой красотки, когда она говорила обо мне, Вендрамин?
– Да, – сказал великан и с хитрой улыбкой, которая возникала у него на губах всегда, когда речь заходила о друге и его счастье, добавил: – Она тебя любит!
– Ты думаешь?
– Я в этом уверен.
Паоло знал Вендрамина: инстинктивно он понял, что в столь важном вопросе гигант не мог ошибиться.
– В порт! – бросил юноша, и Вендрамин последовал за ним.
Дорога их пролегала мимо королевского дворца.
Услышав крики толпы, их величества приникли к окнам, решив, что все эти восторженные здравицы адресованы им.
