Герман Мелвилл - Тайпи
Мелвилл не видит исторической связи между варварством и цивилизацией. Для него это два разных мира, противостоящие друг другу во всех отношениях. Их противоположность определяется прежде всего самоощущением дикаря и цивилизованного человека: варвар счастлив, а цивилизованный человек — нет. Потребности дикаря и возможность их удовлетворения сбалансированы. В цивилизованном обществе этот баланс нарушен, и потребности развиваются опережающими темпами. На этом, собственно, построены все рассуждения писателя о перспективах цивилизаторства и христианизации языческих племен. Цивилизация, говорит он, «может культивировать ум дикаря», «возвысить его мысли», но станет ли он счастливее? Сегодня мы воспринимаем эту позицию Мел-вилла как некую логическую условность. Нас не может удовлетворить мысль, возглашающая: «пусть дикари останутся варварами; им так лучше». Но следует признать, что условность мелвилловской позиции, независимо от того, сознавал он ее или нет, органически сопрягается с общей условностью утопической картины жизни «счастливых дикарей», нарисованной писателем, и «работает» на главную задачу — высветить пороки буржуазной цивилизации.
Многие из проблем, поднятых писателем в «Тайпи», ныне сделались достоянием прошлого и имеют чисто исторический интерес. Тем не менее книга Мелвилла продолжает жить. Секрет ее долголетия имеет эстетическую природу и связан с особенностями авторского видения жизни и особым поэтическим даром ее воссоздания. Как и у большинства романтиков, художественный мир Мелвилла представляет собой сплав реальности и эмоционального ее восприятия. Во многих случаях эмоциональная стихия приобретает доминирующее значение, подменяет собой «факты жизни», и тогда читатель имеет дело уже не столько с описанием реалий бытия, сколько с поэзией лесов и долин, легкого, веселого труда тайпи, этих «детей природы», выросших среди вечного лета, вскормленных простыми плодами земли, наслаждающихся совершенной свободой от забот и тревог.
В «Тайпи» Мелвилл создал ряд неповторимых поэтических образов, среди которых пальма первенства бесспорно принадлежит прелестной Файавей — живому воплощению естественной человечности.
Эстетически картины жизни тайпи оказались более стойкими, чем приключения героя или инвективы против современной цивилизаций. Ради них мы читаем сегодня удивительную книгу Мелвилла и получаем наслаждение, как получали его первые читатели «Тайпи» более ста лет тому назад.
Евгений Нечепорук
Послесловие к роману Г. Мелвилла «Тайпи»
1990[119]
У морских историй — романов, повестей, рассказов — как специфического литературного жанра — две родины: Англия, издавна «владычица морей», и США, молодое государство, претендовавшее в XIX в., и весьма успешно, на эту роль и к концу столетия оттеснившее свою соперницу. У истоков литературной маринистики — Даниэль Дефо с его бессмертным «Робинзоном Крузо». И в американской литературе в момент ее формирования как национальной самостоятельной литературы в первой половине XIX в. рождается и занимает видное место «морской роман», первые образы которого дал Фенимор Купер («Лоцман», 1823; «Красный корсар», 1827; «Морская волшебница», 1830; перу его также принадлежит «История американского флота»). Морская тема получила широкое распространение в американской литературе (ее разрабатывали Натаниэль Эймс, Джозеф Харт, Уильям Леггет, Ричард Генри Дан-младший), к ней обращались и писатели, жизнь которых не была связана с флотом, — Вашингтон Ирвинг, включивший в «Книгу эскизов» (1819) этюд «Морское путешествие», или Эдгар Аллан По, в «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» (1838) совершающий воображаемое плавание на американском корабле из Южных морей в зловещее белое безмолвие невиданных антарктических широт. Однако непревзойденной вершины морской жанр достиг в прозе Германа Мелвилла (1819–1891).
После Войны за независимость (1776–1783) Америка стремительно превращалась в мощную морскую державу, флот которой в три раза превзошел европейский. Ограничения, установленные Британией в пользу Ост-Индской компании, отпали, и американцам стал доступен Восток, Тихий океан. Интерес к морю, мореплаванию был всеобщим, — в истории, в формировании национального самосознания американцев морской — торговый, промысловый, военный — флот сыграл значительную роль. Американцы стали — и не без основания — считать себя лучшими в мире моряками, американские суда были самыми быстроходными и технически совершенными.
В 1790 г. немец, барон Анахарсис Клоотс, возглавив группу из тридцати шести посланцев разных стран мира, от имени этих «делегатов Человечества» приветствовал в революционной Франции и Национальном собрании Декларацию прав человека. Еще ранее английский философ Томас Гоббс (1588–1679) сравнивал государство с кораблем.
Для Мелвилла корабль был подобен государству, но еще больше символизировал весь мир, все человечество, и он не раз высказывал в произведениях мысль, что матросы, представляющие разные народы и все оттенки кожи, вполне могли бы составить «пестрый парламент» Анахарсиса Клоотса. Сознание единства человечества подкреплялось у писателя верой в американскую демократию, в Америку, которая, вобрав в себя разные народы, будет представлять весь мир.
Когда Мелвилл отмечал, что его современник Натаниэль Готорн обладает «могучим, глубоким интеллектом, увлекающим человека в глубины вселенной», он выделял самую для себя ценную и дорогую черту, свидетельствовавшую об их духовном родстве. Такой вселенной был для Мелвилла океан, в особенности Тихий океан, это «огромное сердце земли», бьющееся своими приливами: «Одни и те же волны бьются о молы совсем молодых еще калифорнийских городов, только-только возведенных самым молодым народом земли, и омывают увядшие, но все еще блистательные окраины азиатских земель, что древнее Авраама; а на полпути между ними плывут млечные пути коралловых атоллов и низкие, бесконечные неведомые архипелаги и никому не доступные японские острова».
Когда летом 1844 г. военный фрегат «Соединенные Штаты» прибыл в Бостон, а рядовой матрос Мелвилл спустя некоторое время демобилизовался из военно-морских сил, закончилось долгое плавание, «самое великое в истории литературы», по словам Уилларда Торпа, биографа и исследователя творчества Мелвилла.
Детские годы в многодетной семье нью-йоркского коммерсанта Аллана Мелвилла омрачены семейными ссорами, банкротством и смертью отца. В тринадцать лет Герман начинает работать рассыльным и младшим клерком в одном из нью-йоркских банков. Затем работает на ферме у дяди в Питтсфилде; в лавке брата Гансворта, разорившегося вскоре, как и отец; учителем в деревенской школе. Спасение от безработицы и зависимости от родственников он видит в том, чтобы завербоваться юнгой на торговый корабль. Новая вербовка на китобойное судно «Акушнет», отплывающее от берегов Америки в Атлантику в начале января 1841 г. Следуют остановка в Рио де Жанейро, плавание в районе Галапагосских островов, стоянка у Маркизских островов, во время которой из-за невыносимых условий жизни на корабле Мелвилл и его друг Тобиас Грин бегут на остров Нукухива и попадают в плен к туземцам племени тайпи, слывшим каннибалами. Совершает бегство из плена, оказывается на австралийском китобое, участвует в бунте, после которого находится в тюрьме на Таити, бежит оттуда на американский китобой, затем становится рядовым матросом на американском военном фрегате. Когда двадцатипятилетний Мелвилл по возвращении на родину начал в декабре 1844 г. работу над «Тайпи», он обладал огромнейшим жизненным опытом, выпадающим на долю тех, кому суждена была с молодых лет мучительная борьба за существование, и запасом впечатлений и наблюдений, которые во всей своей яркости и силе сохранялись в его сознании чуть менее полустолетия, отпущенного ему для жизни и творчества.
