Крис Вудинг - Водопады возмездия
Воздух пульсировал. Эхо-камера содрогалась от невидимой энергии.
Кровь и сопли! Получается!
Зафиксировав первый улов, Крейк отступил от пульта и шагнул к камере, чтобы заглянуть в иллюминатор. Она пустовала. Он не был разочарован. Перспектива весьма сильно искажалась внутри сферы. И что-то там происходило. Крейк еле дышал от ужаса и восхищения. Он прислонился лицом к толстому стеклу камеры и…
Оттуда на него уставился колоссальный безумный глаз.
Грайзер с воплем отпрянул назад и сел на пол. Сердце колотилось так, что каждый удар отдавался болью. Чудовищный огромный глаз прямо-таки обжигал его и явно принадлежал разумному существу. Он отловил великана!
Вдруг раздался удар. Эхо-камера повалилась набок. Крейк оцепенел. Снова прогремел удар гигантского кулака. Стенка сферы прогнулась наружу.
О нет! Только не это!
Он кое-как вскочил и кинулся к пульту. Избавиться, как угодно избавиться от демона, и поскорее!
Спустя миг тряслось уже все святилище. Лампы замигали. Одна сорвалась и разбилась. Крейк с трудом устоял. Внезапно его отшвырнуло в сторону.
Затем он услышал ее крик.
Грайзера до костей пробрало морозом. Это было ужаснее всего на свете, даже страшнее, чем огромный демон, оказавшийся в эхо-камере. Он увидел племянницу в белой ночной рубашке. Мир сжался, превратившись в первозданный безысходный ночной кошмар. Девочка застыла перед кругом из камертонов. Как завороженная, она наблюдала за охотой в подземелье.
Крейк так и не узнал, каким образом она раздобыла ключ от винного погреба. Вероятно, отыскала запасной, хранившийся в укромном пыльном тайнике. А давно ли она планировала это поход? Возможно, она думала о волшебной стране игрушек, где трудился ее дядя Грайзер, и не могла уснуть? Или завела будильник, надеясь, что глубокой ночью его не будет в святилище. Ведь тогда она сумеет беспрепятственно все исследовать!
Теперь это уже не имело никакого значения. Девочка находилась здесь, а демон полностью вышел из повиновения. Люк эхо-камеры распахнулся. Грайзер запомнил лишь одно – ураган с могучим запахом серы и оглушительное рычание. Через секунду его жизнь изменилась навсегда.
Когда он пришел в себя, в погребе было очень тихо. Уцелевшая лампа валялась на полу. В ее свете поблескивали бронированные доспехи, присоединенные к измятой металлической сфере.
Демонист ничего не соображал. Ему потребовалось время, чтобы понять, где он находится. Рассудок был словно изодран в клочья и кровоточил. А вместо мыслей в голове будто копошилась стайка грызунов. Они терзали сознание Крейка множеством мелких грязных когтей. В него вселился демон. И исчез. Но что он успел натворить?
Он осознал, что стоит на ногах. Опустил взгляд – в его руке был зажат нож для разрезания бумаг – с эмблемой университета на рукоятке. И острие, и ладонь оказались липкими и красными от крови.
Из тени донесся странный клокочущий звук. Каменный пол покрывали алые пятна. Он посмотрел дальше – и увидел ее.
В пропитанной кровью белой ночной рубашке. С испещренными глубокими порезами руками и горлом. Из ран лилась кровь – то сильнее, то слабее, но безостановочно. Сердце еще билось. Она открывала рот, как рыба на песке, но издавала лишь клокочущие горловые звуки. Каждый выдох звучал как сдавленный стон, губы и подбородок были красными. Каштановые волосы сбились в грязный сырой войлок.
Ее глаза… Молящие. Ничего не понимающие. Оцепеневшие от невообразимых мучений. Она не знала, что такое смерть. Она никогда не думала, что такое может случиться. Она доверяла ему. Слепо, бездумно любила его, а он накинулся на нее с ножом.
Это была месть демона за то, что Крейк осмелился притащить его в святилище из эфира. Он оказался настолько жесток, что оставил Грайзера невредимым и в полном рассудке.
Крейк даже не представлял, что боль, отчаяние и ужас могут достигать такой силы. Их мощь оказалась безгранична. Он подумал, что умрет под их тяжестью. О, если бы его вновь окутала тьма. Хоть бы его сердце перестало биться! Но пощада не пришла. Понимание содеянного захлестнуло его, как океанский прилив. Крейк зашатался и задохнулся. Нож выпал из онемевших пальцев.
Она еще не умерла. Она молила убийцу прекратить ее мучения. Она напоминала бессловесное животное, покалеченное колесами моторной повозки. Просила, чтобы он изменил все к лучшему.
– Она ведь ребенок! – отчаянно крикнул он в темноту, будто демон пребывал здесь и услышал обвинение. – Она всего-навсего ребенок!
Но эхо заглохло, и опять раздалось бульканье в груди его племянницы, которая пыталась дышать.
Его охватила печаль. Безмерная и глубокая. Другие чувства сразу отступили перед ней. И возникла одна идея – безумная и отчаянная. Он подчинился ей, ни на миг не задумавшись о последствиях. Все остальное стало неважно. Он сможет исправить то, что сделал, единственным способом.
Он подхватил ее на руки. Она была очень легкой, худенькой и бледной. Белую кожу покрывали бесчисленные кровавые потеки. Он принес ее к эхо-камере и осторожно положил внутрь. Закрыл дверь. Как ни странно, замок уцелел, и люк удалось запереть. На него навалилась усталость. Он рухнул на колени и, сотрясаясь от рыданий, прижался лбом к иллюминатору.
Она лежала на спине с повернутой головой и смотрела сквозь стекло. На губах пузырилась кровь. Они встретились взглядами, и этого он не смог выдержать. Он отскочил от камеры и бросился к пульту управления.
И он сотворил голема.
Джез доводилось видеть, как мужчины плачут. Ей никогда это не нравилось. Душераздирающее зрелище. Рыдания Крейка были отчаянными. Джез и не предполагала обнаружить в нем такие глубины затаенной боли. Чем ближе он подходил к финалу своей истории, тем труднее было его понять. Он захлебывался в слезах и не мог толком составлять осмысленные фразы.
– Я не знал! – восклицал он с перекошенным лицом и мокрой бородой. Из носу у него текло, но он ничего не замечал. Он сидел перед ней – уродливый, сломленный горем человек. И от вида его страданий ей самой становилось больно. – Я не представлял, что делал! И… все… получилось не так, как я рассчитывал. Пе… перенос удался не полностью. Она дру… другая… не такая, как… какой была… – Он с громким всхлипыванием глотнул воздуха. – Я хотел спасти ее!
Но Джез не могла позволить себе пожалеть его или проявить сострадание. Она слишком сильно ожесточилась. Теперь она ясно видела трагедию Крейка. Но если она позволит себе простить его или просто немного уступит, у нее не будет пути назад. Она, пожалуй, могла бы даже закрыть глаза на его преступление. Ведь он изрезал ребенка ножом, находясь в состоянии безумия, одержимости. Но в следующем поступке Крайзера демонического наваждения не было.
