Ульрих Комм - Идти полным курсом
На палубе «Мерсвина» все затихло. После грохота недавнего боя тишина казалась непереносимой. Никто даже не смотрел в сторону пиратского корабля, стремительно погружавшегося в пучину; умолкли победные крики. Украдкой кое-кто косился на капитана, по-прежнему стоявшего на юте. Сняв шляпу и опустив голову, он медленно сошел на палубу и приблизился к погибшему, которого товарищи уже уложили на крышку люка. Чувствуя, что все взгляды направлены теперь на него, Карфангер стянул с плеч свой плащ, накрыл им покойника и, повернувшись, хотел отойти в сторону, как вдруг дорогу ему преградил Михель Зиверс.
— Постойте, шкипер! Мой отец погиб по вашей вине.
Карфангер поднял взгляд на матроса, на голову выше него.
— Эти слова ты мог бы оставить при себе, Михель Зиверс. Но я не держу на тебя зла: гибель твоего отца и для меня тяжелый удар. Посмотри на мой плащ — в нем две дыры от алжирских мушкетных пуль; будь стрелки удачливее, я лежал бы сейчас рядом с твоим отцом. Но Господь решил иначе… О выплате вашей семье за потерю кормильца поговорим в Кадисе, сейчас не до того. Обещаю не поскупиться.
Михель Зиверс не унимался, но Карфангер не стал с ним препираться, а приказал брасопить реи и идти к тому месту, где над пиратским кораблем сомкнулись воды океана. Там на волнах, среди обломков рангоута и пустых бочонков, болталась большая шлюпка, едва не опрокидываясь: десятки барахтавшихся в воде разбойников пытались ухватиться за борта, а сидевшие в шлюпке отбивались веслами.
— Вы собираетесь вылавливать этих разбойников из воды? — удивился штурман.
— Разумеется.
— Чтобы потом их перевешать?
— Ни единый повешен не будет, — отрезал Карфангер. — Я их отправлю в Алжир, где обменяю на наших пленных земляков. Сейчас выкуп каждого из них обходится «кассе восьми реалов» в добрую сотню талеров. Пусть об этом подумает каждый, кто сомневается в правильности моих действий и в необходимости в третий раз атаковать алжирцев.
Солнце давно клонилось к закату, когда «Мерсвин» лег наконец на прежний курс. В трюме кроме двадцати трех пленных пиратов сидел и Михель Зиверс. Того по приказу Карфангера заковали в цепи. Сын погибшего плотника, вопреки приказу капитана не трогать безоружных алжирцев, набросился на них и отцовским топором зарубил шестерых. Капитан дал ему время до Кадиса подумать, требовать ли ещё каких-то денег, или на этом успокоиться.
Остальным было обещано двойное жалованье.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Пока «Мерсвин» под всеми парусами поспешал на юг, погруженный в глубокие раздумья капитан расхаживал по палубе. Нелепая гибель корабельного плотника омрачила радость по поводу блестящей победы. Да ещё этот бунт Михеля Зиверса! На море приказ капитана — закон, он может требовать беспрекословного повиновения. И все же между ним и командой заметно стало охлаждение. Как будто никогда они не рисковали жизнью и не попадали в передряги круче этой… Что же ему теперь покаянно бить себя в грудь и признаваться: «— Да, третья атака была ошибкой, и в гибели плотника виновен тоже я!»?
Они ещё не оставили за собой мыс Финистер — северо-западную оконечность Пиренейского полуострова, перед «Мерсвином» ещё простирались воды коварного Бискайского залива, в котором в любое время с любой стороны мог налететь шквал. И если нельзя безусловно положиться на команду, опасность неизмеримо возрастает.
Но неужели третья атака в самом деле была лишней?
Конечно, пиратский корабль и без того затонул бы, но кто знает, сколько драгоценного времени пришлось бы потерять на ожидание? Или надо было довольствоваться малым — сбитой фок-мачтой алжирца? Без неё пираты и не помышляли бы о погоне за «Мерсвином»… Но тогда в его трюме не сидели бы сейчас две дюжины пленных пиратов!
Капитан Берент Карфангер был самым молодым членом правления гильдии капитанов Гамбурга, у него не было стольких судов, как у Томаса Утенхольта и большинства других судовладельцев, поэтому удачный исход сражения с алжирцами, да двадцать три пленных пирата вдобавок весьма повысят его авторитет… Но не объяснять же все это команде!
Над телом погибшего плотника тем временем хлопотал старый парусный мастер, зашивая его в парусиновый саван. В ногах покойника уже приспособили два пушечных ядра, как требовал морской обычай. Тот же обычай не позволял оставлять мертвеца на судне больше суток — это сулило несчастье.
За спиной парусного мастера, следя за его ловкими руками, робко жался юнга Хайне Ольсен. Мальчишка весь дрожал не оттого, что видел перед собой покойника, а потому, что про старика-мастера рассказывали, будто он может предсказать чью-либо смерть или несчастье, которое должно непременно приключиться с кораблем, и умеет разговаривать с мертвецами. Вот и сейчас тот что-то бормотал себе под нос, словно беседовал с мертвым плотником, восковое лицо которого ещё виднелось из складок савана.
Юнга никак не решался заговорить с мастером, но когда тот вдруг проткнул толстой иглой нос покойника, не выдержал и взвизгнул:
— Ой, вы воткнули иглу ему прямо… — и запнулся.
— Верно, Хайне, в нос, — закончил за него старик. — Последний стежок должен проходить через нос, не то покойник вернется и может натворить бед. Так уж принято у моряков, ничего не поделаешь.
— Но как же мертвецы могут вернуться?
— Как? Очень просто. Послушай, что случилось лет двадцать назад на голландском фрегате «Оран». Был там старший боцман, рыжий такой одноглазый детина. Команда его любила. Но был у него большой недостаток — в питье не знал меры. Это его и сгубило: помер он в море. Зашили его, как положено, в саван и спустили через борт вперед ногами. А парусный мастер по забывчивости последний стежок через нос не пропустил. Потом на «Оран» пришел новый старший боцман и занял койку рыжего. И вроде все опять пошло нормаль. Но не тут-то было! Как-то апрельской ночью «Оран» шел домой, и все подвахтенные проснулись от диких воплей. Офицеры повыскакивали из кают, матросы повыпрыгивали из коек и видят: новый боцман мечется по кубрику, от ужаса глаза выпучил и орет благим матом:
— Мертвец, в моей койке мертвец, одноглазый и рыжий!
Кинулись посмотреть на койку боцмана — а она мокрая, хоть выжми. Мертвеца, правда, так и не нашли. Вот какая история случилась на «Оране».
— А потом мертвец опять приходил?
— Нет, больше его никто не видел.
Юнга молчал, но старик чувствовал, что он не решается ещё о чем-то спросить.
— Боишься, смерть старого Зиверса навлечет на нас беду?
Хайне Ольсен кивнул. Старый мастер погладил его по вихрам.
— Знавал я капитанов, которые без разговоров велели бы вздернуть Михеля Зиверса на рее. А теперь беги, разыщи боцмана и передай, что плотник уже готов.
