Алистер Маклин - Остров Медвежий
— Откуда вы знаете, что он... умер?
— Остановилось сердце. Дыхание прекратилось. Вот откуда.
Взяв бутылку, Отто плеснул себе в бокал. Не налил, а именно плеснул. По белой скатерти расплылось пятно. Дрожащей рукой он поднял бокал и залпом выпил, пролив немалую толику виски на сорочку.
— Как он умер? — Голос Отто звучал твердо, хотя и негромко: бренди сделало свое дело.
— В муках. Если хотите спросить, от чего он умер, то я этого не знаю.
— Не знаете? А еще доктор.
Отто стоило огромного труда не упасть со стула: одной рукой он сжимал бокал, другой опирался о стол. Я ничего не ответил, поэтому Джерран продолжал:
— А не могла ли послужить причиной смерти морская болезнь?
— У него действительно были симптомы морской болезни.
— Но вы говорили, что от этого не умирают.
— Он умер от иной причины.
— Вы сказали, что такое может произойти при язве желудка, больном сердце или астме.
— Он был отравлен.
Отто уставился на меня в недоумении. Затем, поставив бокал на стол, вскочил на ноги. Судно отчаянно швыряло из стороны в сторону. Быстро подавшись вперед, я подхватил бокал, прежде чем тот успел упасть. В то же самое мгновение, покачнувшись, Отто кинулся к правому борту, с размаху открыв телом дверь. Несмотря на вой ветра и удары волн, было слышно, как его выворачивает наизнанку. Вернувшись с посеревшим лицом, Отто закрыл за собой дверь и плюхнулся на стул. Взял протянутый мною бокал, опорожнил его и наполнил вновь. Отхлебнув, вперился в меня взглядом.
— А каким ядом?
— Думаю, стрихнином. Все признаки налицо...
— Стрихнином? Господи Боже! Вам следует... вы должны произвести вскрытие.
— Не мелите чепуху. Делать этого я не собираюсь. Вы не представляете, какая это сложная процедура. У меня нет надлежащего инструментария. Я не патологоанатом. Ко всему, необходимо согласие родственников, а как его получишь посреди Баренцева моря? Нужно постановление коронера, а где его взять? Кроме всего прочего, такого рода распоряжения отдают в том случае, если есть подозрение на убийство. Подозрений таких нет.
— Нет подозрений? Но вы же сами сказали...
— Я сказал, что похоже на стрихнин. Я не говорил, что это именно стрихнин. Правда, налицо все классические признаки отравления стрихнином: тело изогнулось, точно натянутый лук, в глазах застыл ужас. Но когда я стал распрямлять его конечности, то симптомов столбняка не обнаружил. Кроме того, время действия яда иное. Обычно отравление стрихнином дает о себе знать спустя десять минут, и через полчаса после того, как вы приняли его, ваша песенка спета. Между тем Антонио сидел вместе с нами за ужином не менее двадцати минут, но ничего, кроме симптомов морской болезни, я у него не заметил. Умер он всего несколько минут назад. В довершение всего, кому мог помешать такой безобидный паренек, как Антонио? А может, в вашей группе есть отъявленный негодяй, который убивает от нечего делать? Видите ли вы тут какую-то логику?
— Нет, не вижу. Но... но яд. Вы же сами заявили...
— Пищевое отравление.
— Пищевое отравление! Но от пищевого отравления не умирают. Вы имеете в виду отравление птомаином?
— Ничего такого я не имел в виду. Подобного отравления не существует.
Вы можете съесть птомаина сколько угодно безо всякого для себя вреда.
Пищевое отравление иного рода, это наличие химических веществ, в их числе ртуть. В рыбе, например, в грибах, устрицах. Но самый опасный враг сальмонелла. Это убийца, поверьте мне. В самом конце войны одна из ее разновидностей — Salmonella enteritidis — свалила около трех десятков жителей Стока-на-Тренте. Шестеро скончались. А существует еще более опасная бактерия — Chlostridium botulinum — так сказать, двоюродная сестра ботулина, восхитительного вещества, которое, по данным министерства здравоохранения, способно с полной гарантией за одну ночь уничтожить население целого города.
Клостридиум вырабатывает эксотоксин, яд, смертоноснее которого не бывает.
Перед войной группа туристов, приехавших на расположенное в Шотландии озеро Лох-Маре, решила перекусить. На завтрак у них были сандвичи с консервированным паштетом из дичи. У восьми в паштет проник этот яд. Все восемь скончались. В ту пору противоядия от этой отравы не было, нет его и теперь. Видно, Антонио отравился чем-то похожим.
— Понятно, понятно, — отозвался Джерран. Отхлебнув из бокала, он посмотрел на меня круглыми глазами. — Господи Боже! Неужели вы не понимаете, что это значит? Выходит, мы все в опасности. Этот клостридиум, или как бишь его, может распространиться со скоростью чумы.
— Успокойтесь. Это не инфекция.
— Но камбуз...
— Полагаете, я об этом не подумал? Источник отравления не на камбузе.
Иначе мы все погибли бы... Ведь пока Антонио не утратил аппетита, он ел то же, что и остальные. Не знаю точно, но можно выяснить у его соседей.
По-моему, это были Граф и Сесил.
— Сесил?
— Сесил Голайтли, ассистент оператора, или кем он там у вас числится.
— Ах, Герцог!
Низенького, себе на уме, веселого, похожего на воробья кокни все звали Герцогом, верно, потому, что титул этот никак не сочетался с его заурядной внешностью.
— Разве этот поросенок что-нибудь увидит! Он и глаз-то от тарелки не отрывает. Совсем другое дело Тадеуш, тот ничего не упустит.
— Я выясню. Проверю также камбуз, кладовую и холодильник. Вряд ли мы найдем там что-то подозрительное. Думаю, у Антонио был собственный запас консервированных деликатесов, но все-таки проверю. Следует уведомить капитана.
— Капитана Имри?
— О случившемся нужно известить капитана судна, — терпеливо объяснял я.
— Факт смерти полагается зарегистрировать в вахтенном журнале. Необходимо составить свидетельство о смерти. Обычно это делает капитан, но если на борту есть врач, то капитан передает ему такие полномочия. Кроме того, капитан должен распорядиться о подготовке к погребению. В море, по морскому обычаю. Думаю, похороны состоятся завтра утром.
— Да, пожалуйста, — вздрогнул Джерран. — Окажите любезность. Конечно, конечно, по морскому обычаю. Пойду к Джону, сообщу ему об этом ужасном происшествии.
Под Джоном Отто, очевидно, подразумевал Джона Каммингса Гуэна, казначея и экономиста компании, старшего компаньона фирмы, которого большинство считали ревизором и во многих отношениях фактическим хозяином киностудии.
— А потом лягу спать. Да, да, спать. Звучит кощунственно, понимаю: бедный Антонио умер, а я хочу спать. Но я ужасно расстроен, действительно расстроен.
— Могу принести вам в каюту успокоительного.
— Нет, нет. Со мной все в порядке. — Он машинально сунул бутылку «Хайна» в один из бездонных карманов просторного пиджака и нетвердой походкой вышел из столовой. Похоже, Отто предпочитал традиционные средства от бессонницы.
