Танит Ли - Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев
Настроение царило радужное. С той минуты, как флажковый телеграф распространил весть о том, что битва назначена на завтра, над ангелийским флотом не смолкали радостные крики и патриотические песни. Повсюду кипело бурное веселье: командам выдали дополнительные порции рома и праздничное угощение.
Тишина стояла только на «Лилии».
Со всех сторон их окружали военные фрегаты, такие, как «Тигрица», «Удар» и «Не сдаваться», да в придачу к ним медленно курсировал большой сорокапушечный корабль, не далее как месяц назад захваченный у франкоспанцев. Раньше он назывался «Са Ира», то есть «Так будет». Но нынешняя ангелийская команда переименовала его в «Свершилось».
— Где же Артия? — спросил Уолтер у Вускери, который стоял возле палубной надстройки вместе с Дирком, Грагом, Ларри и де Жуком.
— У себя в каюте.
Они переглянулись, потом отвели глаза.
После отплытия из Африкании и расставания с Эбадом Артия была словно сама не своя. Точнее сказать, это началось гораздо раньше. Но она, как и прежде, регулярно выходила на палубу, отбывала положенные вахты, стояла за штурвалом, разговаривала вполне разумно и, насколько позволяла ситуация, отдавала приказы и принимала здравые решения. И не желала слушать никаких жалоб.
— Мы связаны по рукам и ногам, господа, — объявила она, пока «Тигрица» вела их к полю боя. — Наше место — далеко от передней линии. Будем прикрывать боевые корабли и расправляться с франкоспанцами, которые вздумают убежать. Но они ребята храбрые, хотя и враги нам. Так что вряд ли они вздумают бежать. Скорее пойдут в атаку.
Тут Вускери наступил ей на больную мозоль.
— Капитан, а мы будем соблюдать наш закон? Закон Молли. И ваш тоже. Никого не убивать.
— Да, мистер Вускери.
— А как у нас это получится? — крикнул Шемпс — Ведь закон гласит, что мы не можем даже пустить наглецов ко дну!
Артия не растерялась.
— Если понадобится — потопим. Если понадобится — будем брать пленников.
Они глядели на нее в тревоге и смятении, не веря своим глазам.
— Старайтесь изо всех сил, — напутствовала их Артия Стреллби.
И в наступившей тишине ушла в капитанскую каюту. Дирк метнул нож в грот-мачту.
— Бот до чего она нас довела. От всех принципов отошли. Феликс был прав. Молли перевернулась бы в могиле.
Но Честный с белым попугаем на плече мягко коснулся руки Дирка.
— Нет, мистер Дирк. Молли сейчас в раю. Так что она не перевернется.
И вот теперь Артия стояла в каюте и через стекло иллюминатора смотрела на темнеющее море, по которому рассыпались огни бесчисленных кораблей.
После той ночи, когда она вспомнила слова Эбада и поняла, что значит тошнота, которую она поначалу приняла за морскую болезнь, Артия глубоко ушла в себя. Ох, как нелегко было снова вынырнуть на поверхность!
Как же она сразу не догадалась?
По правде сказать, ее организм всегда вел себя непредсказуемо, а уж в море и вовсе переставал обращать внимание на часы и календарь. Так что она решила, будто ее тело всего лишь вновь показывает свое привычное своеволие.
Теперь она обязана думать не только о себе. Их стало двое — она, Артия Стреллби, и ребенок, которого она носит под сердцем. Этот малыш — частица ее самой, а кроме того — частица Феликса. И, поскольку сама Артия — плоть от плоти Молли, он еще и частица Молли. Этот младенец соединяет в себе самых дорогих для Артии людей.
«Я больше не одинока. Впервые за всю мою взрослую жизнь…»
Такие мысли навещали Артию после того, как схлынула волна первого испуга и тревоги.
«И, хоть Феликс меня и бросил, я всё же, можно сказать, вернула его себе».
События внешнего мира потеряли для нее всякое значение. Но так нельзя. Ее угораздило затесаться в битву, которая обещает стать великой и страшной.
«Мама, что мне делать?»
— Позаботься о себе, — прозвучал в голове у Артии голос Молли. — Как ты думаешь, почему я так долго оставалась с твоим мерзким отцом Уэзерхаусом? Чтобы заботиться о себе и о тебе.
Артия невольно положила руку на талию. Пояс и брюки давно стали тесноваты — но она приписывала это тому, что они якобы сели от соленых морских брызг. Смех да и только. Вот тебе и Артия. Умница-разумница. Надо же быть такой дурой!
— Все будет хорошо, малыш, — ласково сказала она. — Просто отлично. И дни будут солнечными. Вот увидишь.
В тот вечер на палубе дежурил Честный Лжец.
Честному мир всегда представлялся немного загадочным и чудным местом. Но теперь, когда Артия снова стала самой собой, у него полегчало на душе. Он уже давно знал то, о чем Артия догадалась только сейчас. Просто знал — и всё. Откуда — он и сам не понимал. С ним нередко такое случалось. И он предпочитал никому ничего не говорить.
А над бизань-мачтой весело кружились Планкветт и Моди.
В камбузе Вкусный Джек готовил ужин. Он показал Честному свои яства — мясной суп с овощами, блинчики с жареными бананами, отварную рыбу с лаймом, солью и орехами, и пирог, черный от рома и украшенный белым сахаром.
— Сынок, — сказал Джек Честному Лжецу. — Старайся всегда четко знать, где ты находишься. Полезно.
— А вы сами? — спросил его Честный. — Знаете?
— Да. Когда-нибудь мы снова встретимся. Только позаботься о моей птичке. В ней скрыты такие таланты, о которых даже ты не догадываешься.
На соседнем корабле — кажется, он назывался «Драчун» — два десятка хриплых глоток выводили «Правь, свободная Ангелия». Им аккомпанировали три скрипки, настырные, как визг рассерженных свиней.
А на двух кораблях, стоявших чуть подальше, оркестры и команды старались перекричать их, дружно завывая воинственную песню «Ангелия, вперед!».
На всех пушках до единой, во всю ширь и мощь ангелийского флота, мелками было выведено: «ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!».
Да, настроение царило боевое. Франкоспанцы, если их не остановить, вторгнутся в Ангелию и уничтожат ее, как и грозился их король. Нас ждет битва не на жизнь, а на смерть. Но если мы ее выиграем, ход истории переменится.
Ангелия, вперед!
Свободный народ!
Смело в бой пойдем!
Пушкой и штыком
Одолеем всех врагов!
Прочь от наших берегов!
Ангелия, вперед!
Свободный народ!
Франкоспанский флот переместился на восток, к устью пролива, чтобы там, в темноте ночи, начать подготовку к бою.
Но в нескольких милях отсюда, в открытых водах Аталантики, четыре ангелийских пятнадцатипушечных фрегата повстречали пять подобных им франкоспанских кораблей.
Сгустились сумерки, и над потемневшим морем выстроились две вереницы красных звезд.
Дружно рявкнули двадцать восемь франкоспанских пушек, им в ответ гаркнули двадцать шесть ангелийских.
