Юрий Шестера - Наследник поручика гвардии
Слуги гордятся знаками отличия своих господ даже больше, чем сами их обладатели.
* * *В тропиках Андрей Петрович как-то решил удивить своих спутников. На шкафуте[8] собрались все офицеры, а несколько в стороне толпились любопытствующие матросы. Он взял пустую бутылку, плотно заткнул ее пробкой, на наружной стороне которой был вырезан крест, перевязал горлышко сложенной вчетверо холстиной и опустил ее на глубину 200 саженей[9].
Когда бутылку вытащили на палубу, она оказалась наполнена водой, холстина сверху была прорвана, а пробка стояла на месте, но повернутая другой стороной — да так крепко, что ее с большим трудом удалось вытянуть.
— Да вы просто чародей, Андрей Петрович! — воскликнул пораженный лейтенант Матюшкин. — Если вы не против, я хотел бы сам попробовать выполнить этот фокус.
— Отчего же, Федор Федорович? Дерзайте!
Тот тщательно повторил все операции и когда поднял бутылку на палубу, результат был тот же — пробка в горлышке бутылки оказалась перевернутой. Присутствующие вопросительно посмотрели на Андрея Петровича.
— Все очень просто, господа. Теплый воздух, находящийся в бутылке, при погружении на глубину, где температура воды гораздо ниже, охлаждаясь, сжимается, и пробка под действием мощного давления толщи воды проталкивается внутрь бутылки, которая и наполняется водой. Когда же начинается ее подъем, вода в бутылке постепенно нагревается, увеличивая свой объем, и пытается вытолкнуть пробку обратно. Но так как пробка имеет слегка коническую форму, то в конце концов она, повернувшись, вталкивается в горлышко именно бывшей нижней стороной, имеющей меньший диаметр. А дальнейшее увеличение объема нагревающейся воды приводит к увеличению давления на пробку, плотно вгоняя ее в отверстие горлышка. Вот, собственно, и весь секрет фокуса, господа, — удовлетворенно улыбаясь, заключил Андрей Петрович.
— И где же вы обучились этим премудростям, Андрей Петрович? — спросил капитан, весьма довольный эффектом, произведенным на его офицеров.
— Эти опыты, Фердинанд Петрович, проводил Михаил Петрович Лазарев, капитан шлюпа «Мирный», во время Антарктической экспедиции, — пояснил тот. — Однако надо иметь в виду, что подобный эффект возможен только при довольно значительной разности температур воды на ее поверхности и на глубине. А посему наиболее подходящим местом для подобных опытов как раз и является тропические воды океанов.
Капитан сделал шаг вперед:
— Разрешите мне от имени офицеров «Кроткого» поблагодарить вас, уважаемый Андрей Петрович, за столь поучительные опыты, доставившие нам истинное удовольствие, — с подъемом произнес Фердинанд Петрович, почтительно пожимая руку ученому под бурные аплодисменты окружающих.
* * *— Еще во время первого кругосветного плавания по инициативе натуралиста Лангсдорфа, моего учителя по естественной истории, на «Надежде» собирали летучих рыб, попадавших на палубу шлюпа, и жарили их для кают-компании. Получалось, должен отметить, отменное блюдо. Это же свежая рыба, а не осточертевшая солонина! — обратился как-то Андрей Петрович к капитану. — Может, попробуем отведать даров моря с, так сказать, доставкой на дом?
— Вы так считаете, Андрей Петрович? — с некоторой настороженностью спросил Врангель.
— Безусловно, Фердинанд Петрович! Дело-то проверенное, — убежденно ответил тот. — Меня несколько смущает только одно обстоятельство.
— Какое, Андрей Петрович? — насторожился капитан.
— Высота борта здесь несколько больше, чем у шлюпа, а посему, вполне возможно, что количество попадающих на нее рыб может оказаться не вполне достаточным для приготовления деликатеса для всех господ офицеров.
Капитан откровенно рассмеялся:
— Да старший офицер мне уже неоднократно жаловался, что вахтенные смены не успевают выбрасывать этих «мерзких», по его выражению, летучих рыб за борт.
— Ай-ай-ай, какое расточительство! — притворно воскликнул Андрей Петрович.
— К тому же офицеров на транспорте почти вдвое меньше, чем на шлюпе, — загораясь идеей, уточнил капитан. — Поэтому даю указание старшему офицеру организовать сбор летучих рыб с последующей их доставкой на камбуз…
Вечером в каюту Андрея Петровича кто-то осторожно постучал, и в дверях появился сам Фердинанд Петрович с подносом в руках, на котором горкой возвышались аппетитные тушки поджаренных рыб.
Андрей Петрович встал из-за стола, отложив в сторону гусиное перо.
— Не мог отказать себе в любезности лично преподнести вам, Андрей Петрович, этот деликатес, как вы выразились, из даров моря. Честно говоря, не ожидал, что из этих «мерзких» рыб получится столь достойное блюдо.
— На мой взгляд, это не просто блюдо, а и прекрасная закуска, Фердинанд Петрович! — лукаво заметил Андрей Петрович.
Лицо капитана просияло — совершенно неожиданно появился повод впервые провести время с ученым, который был старше его лет на пятнадцать, в, так сказать, товарищеской обстановке.
— Вы какой предпочитаете напиток, Андрей Петрович? — быстро спросил он.
— Мы с Фаддеем Фаддеевичем Беллинсгаузеном останавливали свой выбор во время плавания на мадере…
Лицо капитана исказилось гримасой сожаления.
— Но так как «Кроткий» не заходил на Канарские острова, — Шувалов позвонил в колокольчик, — и мадеры в буфете кают-компании нет, то я сделал некоторый запас любимого напитка, — и он дал указание мгновенно появившемуся Тимофею: — Накрой стол на двоих под мадеру. Это будет называться «малой программой», — назидательно пояснил он. — И вместе с вестовым капитана принеси сюда его любимое кресло.
— Есть, ваше высокоблагородие! — коротко ответил вестовой и метнулся в капитанскую каюту выполнять приказание.
Врангель улыбнулся:
— Приучаете Тимофея к своим порядкам?
— А как же! Вестовой должен с полуслова понимать своего хозяина.
— Полностью согласен с вами, Андрей Петрович. Тем не менее должен заметить, что Тимофей толковый, расторопный и исключительно исполнительный матрос.
— А я нисколько и не сомневался, что вы не подсунете мне какого-нибудь безмозглого растяпу, — парировал ученый к явному удовольствию капитана.
* * *Они сидели в креслах напротив друг друга, разделенные письменным столом, и колеблющееся пламя свечей скупо освещало их мужественные лица. Это были люди, которых не могли устрашить ни свирепые штормы и бури, ни «ревущие сороковые»[10], ни полярные льды. Они были разных возрастов, но их объединяло подвижничество, готовность к самопожертвованию ради достижения великих целей во славу Отечества. Они были из тех, кто порой совершает, казалось бы, невозможное ради познания еще неведомого. Это были люди особой породы, закаленные в схватках с проявлениями дикой, порой беспощадной природы.
