Уильям Джейкобс - Под чужим флагом (сборник)
— Можете забирать! — сказал жилец, когда м-с Хатчард вошла в комнату.
— Как? Вы не завтракаете? — воскликнула она, всплеснув руками. — Я много о вас слыхала, холостой молодой человек, но никогда не предполагала…
— Чай холоден и черен, как чернила! — буркнул негодующий жилец. — А яйцо совсем несъедобно!
— Я боюсь, что вы слишком требовательны, — сказала м-с Хатчард, качая головой. — Я делаю все, что могу. Если вы недовольны, лучше переезжайте…
— Но посмотрите сюда, Эмилия… — начал супруг.
— Я вам — не Эмилия! — быстро заговорила м-с Хотчард. — Вот новости! Жилец?! Вы знаете условия… Уезжайте лучше, если не можете их исполнить!
— Я не уеду раньше моих трех недель, — угрюмо заявил м-р Хатчард. — И вы будете меня терпеть…
— Хорошо, но я не буду вас как-нибудь особенно кормить за один фунт в неделю, — сказала м-с Хатчард, направляясь к двери. — Лучше уезжайте!
Прошла неделя. Стол, предназначенный для мистера Хатчарда его супругой, стал действовать на его здоровье. Жена, напротив, все время была в наилучшем расположении и в один прекрасный день пришла за креслом, заявив, что оно нужно для нового жильца.
— Он взял остальные две комнаты, — сказала она, улыбаясь. — Теперь я довольна — все занято!
— Захочет ли он такой стол, как имею я! — спросил м-р Хатчард с горьким сарказмом.
Жена заявила, что спросит, и на другой день пришла с ответом, что м-р Садлер, новый жилец, пожелал иметь у нее стол. Во время отсутствия м-ра Хатчарда из его комнаты исчез еще маленький столик.
Новый жилец, человек среднего роста, с очень подвижным языком, сразу понравился, и м-с Хатчард из сил выбивалась, чтобы угодить ему. М-р Хатчард, ужиная хлебом и сыром, не раз чувствовал запах разнообразных горячих блюд, подаваемых м-ру Садлеру.
— Вы избалуете его, — сказал он м-с Хатчард после того, как новый жилец прожил уже неделю. — Попомните мои слова — вы раскаетесь.
— Это мое личное дело! — коротко ответила жена.
— Я хотел вам только сказать, что-бы вы меня не беспокоили, если у вас что случится, — сказал муж.
М-с Хатчард насмешливо расхохоталась.
— Вы его недолюбливаете, вот в чем дело, — заметила она. — Он вчера меня спрашивал, чем он вас оскорбил?!
— О! Он смел! Смел! Он… — зарычал м-р Хатчард. — Пусть он заботится о себе и оставит других в покое!
— Он думает, что у вас скверный характер, — продолжала жена. — Он предполагает, что "это от несварения, так как вы всегда ужинаете только сыром".
М-р Хатчард сделал вид, что не слышит, закурил трубку и некоторое время прислушивался к разговору своей жены с м-ром Садлером. Потом с решительным видом потушил трубку и отправился спокойно в постель.
Через полчаса он проснулся. Голоса его жены не было слышно, но густой бас м-ра Садлера все еще гудел. Он сел на постель и стал прислушиваться. Вдруг раздался испуганный крик и затем кто-то упал. В следующий момент дверь его комнаты широко отворилась, и какая-то дикая, спотыкающаяся в темноте фигура обрушилась на кровать и схватила его в объятия.
— Помогите! — лепетал голос его жены. — О, Альфред! Альфред!
— Madame! — сказал, наконец, м-р Хатчард принужденным тоном, после напрасных усилий освободиться.
— Я так… так ис… испугалась! — простонала м-с Хатчард.
— Это недостаточная причина, чтобы врываться в комнаты своих жильцов и обнимать их, — заметил строго м-р Хатчард.
— Не… не…глу… глупите, — стонала м-с Хатчард. — Он сидит в моей комнате в бумажном колпаке, с кочергой в руке и говорит… говорит, что он… он китайский император!
— Он? Кто? — спросил супруг.
— М-р Сад… Садлер, — ответила х-с Хатчард, обнимая шею супруга. — Он поставил меня перед собой на колени и заставил стукнуться лбом об пол!
Кровать затрещала из симпатии к супружеским чувствам м-ра Хатчарда.
— Хорошо, но при чем я тут? — оскорбленным тоном спросил он наконец.
— Он сошел с ума! — сказала жена таинственным шепотом. — Совсем сошел с ума. — Он говорит, что я его любимая жена и заставлял гладить свой лоб!
Кровать снова затрещала.
— Я не имею никакого права вмешиваться, — сказал м-р Хатчард, успокоив кровать. — Он — ваш жилец!
— Вы-мой муж! — сказала м-с Хатчард.
— Хо! — воскликнул м-р Хатчард. — Вы, наконец, вспомнили это, да?
— Да, Альфред! — сказала его жена.
— И вы раскаиваетесь в вашем дурном поведении? — спросил м-р Хатчард.
М-с Хатчард колебалась, но дошедший, из других комнат, до ее слуха стук кочерги заставил ее согласиться.
— Д-д-д-а-а… — всхлипнула она.
— И вы желаете, чтобы я вас взял обратно? — настаивал великодушный м-р Хатчард.
— Д-а-а-а… — сказала жена.
М-р Хатчард встал, надел халат, зажег свечу и вышел. М-с Хатчард с бьющимся сердцем последовала за ним.
— Что это все значит? — сказал он, сильным ударом открывая дверь.
М-р Садлер, совершенно спокойный, в бумажном колпаке и с кочергой, вместо скипетра, в руке, открыл рот, чтобы ответить, но его физиономия, когда он разглядел внушительную фигуру м-ра Хатчарда и испуганное личико м-с Хатчард за его спиной, внезапно покраснела, щеки надулись, а глаза забегали.
— К-к-к кш! К-кш! — сказал он порывисто.
— Говорите по английски, а не по китайски! — внушительно пробасил м-р Хатчард.
М-р Садлер швырнул кочергу, закрыл рот рукой и, к величайшему удивлению м-с Хатчард, весело закачался.
— О-о-она-на-она… она, — бормотал он.
— Что такое?! — угрожающе спросил м-р Хатчард.
— Она истязала меня, — прорычал м-р Садлер. — Вы бы видели это, Альф! Это не… не хорошо сваливать все на меня. Теперь, как мне отсюда выбраться?!
Он закрыл глаза платком и в изнеможении прислонился к стене. Когда он их открыл, все было тихо, — он был один, и только издали слегка доносился шум голосов. Потом заскрипели половицы, и м-р Хатчард с торжественным лицом вошел в комнату.
— Вонъ! — сказал он коротко.
— Почему? — удивился м-р Садлер. — Ведь теперь 11-й час!
— Я не могу вам помочь, если-б было даже двенадцать! — был ответ. — Вы не должны были разыгрывать из себя сумасшедшего и вытворять черт знает что, чтобы посмеяться. Теперь — уйдете вы, или я должен буду вас выставить?
Он положил руку на плечо протестующего м-ра Садлера и стал толкать к выходу, помогая одеть пальто. М-р Садлер, покоряясь своей судьбе, одел его, все время распространяясь на тему о неблагодарности.
— Я не могу вам ничем помочь! — сказал его друг пониженным голосом. — Я должен был поклясться, что никогда вас раньше не видал!
