Уильям Джейкобс - Под чужим флагом (сборник)
На другое утро, надавав целую кучу инструкций мистеру Кэмпу, Райт отправился на работу с более легким сердцем. По возвращении домой он уже не застал Кэмпа у себя и, переодевшись, в свою очередь отправился в лавочку Брэдшау.
К своему неудовольствию, здесь он опять столкнулся с Хиллом, а вскоре убедился, что мистер Кэмп до сих пор ни одним словом не обмолвился о своем отъезде. На его кашель и грозные взгляды не обращалось никакого внимания, и, наконец, нерешительным голосом он сам заговорил на эту тему. Его слова были встречены протестами и выражением сожалений.
— У меня духу не хватило сказать вам об этом, — сказал мистер Кэмп. — Не помню, приходилось ли мне когда-либо чувствовать себя таким счастливым, как здесь.
— Но разве ваш отъезд требует такой экстренности? — спросила миссис Брэдшау.
— Послушайтесь моего совета и отдохните здесь еще несколько деньков перед отъездом, — советовал мистер Хилл.
— Обещаете? — спросила Бэлла.
— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Кэмп, — может быть…
— Он должен уехать! — воскликнул обеспокоенный мистер Райт.
— Пусть он сам говорит! — возмущенно сказала Бэлла.
— Ну, хоть еще недельку, — сказал мистер Кэмп. — Что пользы в том, если имеешь деньги, а доставить себе удовольствия не можешь?
— Неделю! — воскликнул мистер Райт вне себя от ярости и ужаса. — Неделю! Еще неделю? Но вы сказали мне…
— О, не слушайте его, — сказала миссис Брэдшау. — Ворчун! Ведь это его личное дело, не так ли?
Она погладила мистера Кэмпа по руке; он ответил ей тем же, а свободной рукой наполнил свой стакан пивом (уже четвертый) и ласковым взглядом обвел всю компанию.
— Джордж! — сказал он вдруг.
— Да, — хриплым от волнения голосом отозвался Райт.
— Ты захватил с собой мой бумажник?
— Нет, — резко ответил тот. — Не захватил.
— Жаль, — сказал старик. Ну, так одолжи мне фунта два или же сбегай за бумажником, — добавил он с лукавой усмешкой.
Лицо мистера Райта отразило бессильную злобу.
— Для чего… для чего он вам нужен? — задыхаясь, спросил он.
Мистер Кэмп, укоризненно качая головой, с мягким упреком в глазах спокойно сказал:
— Мне осталось пробыть здесь всего несколько дней, поэтому надо ковать железо пока горячо.
У мистера Райта помутилось в голове, но, овладев собой, он вынул кошелек и передал деньги. Миссис Брэдшау после некоторых возражений пошла наверх надеть шляпу.
— Пока она одевается, ты, Джордж, сбегай и найми коляску, да выбери лошадь получше, серую в яблоках, если можно…
Мистер Кэмп, возвратившись в полночь домой, застал молодого человека бодрствующим и, присев на кончик стула, спокойно выслушал свою характеристику, которой, казалось, конца не будет.
— Не огорчайтесь, — сказал он, воспользовавшись минутной паузой. — Уже осталось недолго.
— Недолго? — задыхаясь, воскликнул мистер Райт. — Первым делом завтра вы получите телеграмму, вызывающую вас домой. Понимаете?
— Нет, не понимаю, — спокойно сказал мистер Кэмп. — Я никуда и никогда не уеду. Никогда! Я останусь здесь и буду ухаживать за миссис Брэдшау.
Мистер Райт в изнеможении опустился на стул, но, придя в себя, стал доказывать неосуществимость этого проекта. Наконец, он решительно заявил:
— Или вы пойдете и скажете им о телеграмме, или же я пойду и расскажу им правду.
— Это последнее устроит вас? — спросил мистер Кэмп.
— Не более, конечно, чем первое, — сказал молодой человек, — но, во всяком случае, это будет дешевле. В одном я могу поклясться, что вы от меня не получите ни гроша; но если поступите по первому моему предложению, то получите от меня еще соверен на счастье. Теперь обдумайте это хорошенько.
Мистер Кэмп подумал и после безрезультатной попытки увеличить сумму обещанной награды до пяти фунтов сошелся с мистером Райтом на двух.
Новость, объявленная мистером Кэмпом, привела всех в отчаяние. Миссис Брэдшау отказывалась верить своим ушам и приняла это известие лишь тогда, когда мистер Райт повторил и подтвердил все сказанное мистером Кэмпом.
— Но вы вернетесь? — спросил мистер Хилл.
— Конечно! Джордж — мой единственный родственник, и мне следует позаботиться о нем.
— Как же, как же! — с благоговением произнесла миссис Брэдшау.
— А потом, здесь остаетесь вы и Бэлла, два таких прекрасных существа…
Дамы потупили глаза.
— И Чарли Хилл: не помню, нравился ли мне когда-либо кто-нибудь так, как он. Это сущий ветер, но у него доброе сердце и красивое лицо…
— Не расхваливайте уж так! — сказал вспыхнувший от удовольствия мистер Хилл, поймав брошенный на старика свирепый взгляд Райта.
— Умный, веселый молодой человек, — закончил мистер Кэмп. — Джордж?
— Да, — отозвался мистер Райт.
— Я ухожу. Мне нужно поспеть на Саусэмптонский поезд, но я не хочу, чтобы ты меня провожал. Мне хочется остаться одному. Оставайся здесь и развлекай их. И, пока я не забыл, одолжи мне два фунта стерлингов из тех пятидесяти, которые я дал тебе вчера на папиросы. Я раздал всю свою мелочь.
Он поднял глаза и встретился взглядом с мистером Райтом. Этот последний, слишком взволнованный прощанием, молча вынул деньги и передал их старику.
— Мы никогда не знаем, что нас ожидает! — торжественно сказал мистер Кэмп, вставая и застегивая свой пиджак. — Я — старый человек и люблю, чтобы дела были в порядке. Я провел почти целый день в совещании с моим адвокатом, и если что-нибудь случится с моим бренным телом, то это ничего не изменит. Половину своего состояния я завещал Джорджу.
Среди глубокого благоговейного молчания он встал и обошел всех, пожимая им руки.
— Другую половину, — медленно добавил он, останавливаясь у полуоткрытой двери, — другую половину и мои золотые часы с цепочкой я завещал моему дорогому молодому другу Чарли Хиллу. Всего доброго, Джордж!..
Счастливый конец
Уже целую неделю разговоры м-ра Хатчарда с супругой сводились к одному ворчанию и брюзжанию. Этот план действий был им специально выработан для излечения своей жены от расточительности. До сих пор результат объявлялся через очень короткое время, но на этот раз было совершенно ясно, что чувствительность жены притупилась, и требовалась перемена тактики. М-р Хатчард особенно остро это почувствовал при виде двух огромных розовых ваз, которых не было, когда он уходил утром в свою контору. Он рассматривал их, тяжело дыша.
— Красивые, не правда-ли? — сказала жена, любуясь вазами.
