Владимир Гораль - Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда
Хотя слово принцесса в этом случае не очень к месту, скорее принц. Это ведь самец был, судя по размерам. Длина почти в метр и весу в нём килограмм пятьдесят не меньше. Он мачту нашу корабельную видать за дерево принял. Она ведь, мачта то наша вся в верёвках, с бегущим такелажем и блоками. Капитан на всякий случай для грузовых работ стрелу велел снарядить. Ну чем для росомахи не дерево. Любимое место для них. Заберутся повыше и сверху в засаде добычу поджидают. Дождутся и камнем на жертву. Когтями длиннющими в холку вцепятся и к горлу, чтобы значит яремную жилу перегрызть. Матерая росомаха и взрослого оленя завалить может и с волком, а то и с медведем за добычу сразиться. Бывает и на человека по ошибке нападает, когда сильно оголодает или если в угол её, как крысу загнали. Всё из засады норовит, исподтишка. Подлый зверь, просто гиена северная. Так она на медведя больше смахивает, но сама родственница куницы, а приглядишься всеми повадками прямо гиена африканская и шипит и рявкает похоже.
Ты вот что, малой. Мы с тобой сейчас трап на борт затащим, а то ведь он упрямец – росомах то этот. Не ровён час и вернутся может, а оно нам надо. По тросам швартовным небось не заберётся – на них щитки от крыс. Иная ловкая крыса и перелезет, а он нет – крупноват, да и водицы морской побаивается».Мы со вторым общими усилиями принялись «вирать»(поднимать) трап на палубу. Моросящий дождь превратился в несильный, но довольно противный ливень и после поднятия трапа на палубу второй милостиво разрешил мне коротать вахту в каптёрке, под боком у боцмана. Этой царской милостью я и не замедлил воспользоваться. Поведав Устинычу только что пережитую и художественно прочувственную «Легенду о Росомахе», я получил от него похвалу за живой и образный язык изложения, после чего с чувством исполненного долга принялся дослушивать прерванную по вине приблудного хищника всё ещё неоконченную «Гренландскую повесть».
Боцман, как профессиональный рассказчик прочистил горло (обошлось без тренировки дикции, типа: «Корабли лавировали, лавировали…»), отхлебнул чай из кружки и пошевелив сивыми усами, не торопясь продолжил: «Мясом мы запаслись изрядно. После того, как мы двоих бычков подстрелили и освежевали, вдруг слышим неподалёку мычание и жалобное такое, как будто телёнок плачет. Пошли мы на звук и неподалёку набрели на несчастного. Бычок-подросток молодой совсем. Он видать на мох позарился, который каменный холмик облепил. Ну и подскользнулся после дождика на скользком, да так неудачно, что ногой в расщелину попал, ну и заработал открытый перелом. Мается бедный, а чем поможешь – конец ему, не жилец. Жизнь порой штука жестокая. Вообщем помогли ему, чтоб не маялся бедолага. Ну а мясо молодое, нежное забрали – не пропадать же добру. Чистого веса центнера три с половиной вышло и это с учётом того, что мы по указанию Миника только лучшие части туш прибрали, а оставшееся и пары часов не залежалось. Сначала собачки наши полакомились, а чуть погодя и местная шушара подоспела – песцы – лисы полярные. Тявкают, чавкают, чуют, что весной их не тронут – мех песцовый только зимой хорош, ну и пируют без оглядки. Мы и сами мясца наелись вдоволь, как и мечталось на костре запечённого».
Отдохнули мы после обильной трапезы перед обратной дорогой, под охраной всё той же шкуры медвежьей и пока я почивал Миник успел раньше встать и из подручных средств волокушу соорудил, чтобы добытое мясо транспортировать. Двинулись потихоньку, чтобы собачек не утомлять. Один на нартах правит, другой пешком рядом, если дорога ровная. Каждый час привал, упряжке отдых. Так мы в пути пробыли сутки не меньше, хотя поди знай сколько точно, когда над головой луна вместе с солнцем на пару зависают. Наконец добрались до места. Гляжу, а нас встречают. Картина достойная кисти Рокуэлла Кента, Гренландию рисовавшего: Стоит толпа – человек тридцать не меньше. Инуиты на белом, твёрдом снежном насте, на фоне белых ледяных иглу. Все одеты в длинные зимние парки, лица серо-смуглые, раскосые, без тени эмоций. Все похожи, как близнецы и словно в вечность смотрят и молчат, как статуи. Не по себе мне стало от такой встречи, как будто к духам, словно шаман-ангакок на «тот свет» в гости заехал.
Миник, спасибо выручил – развеял это белое безмолвие. Прокричал он что-то по инуитски родне своей – людям Калаалит Анори и слава Создателю задвигались статуи. Кричать стали, смеяться, улыбаться, руками размахивать. Лицами ожили – индивидуальности приобрели: у кого рот щербатый, нос плющеный, у кого губа заячья. Вообщем нормальные люди, не без изъянов, а оно всяко лучше, чем гренландских зомби изображать. Окружил нас народ инуитский и как может радуется нашему возвращению. Миника о чём то расспрашивают. Старшие, как водится, посерьёзней, не суетятся, а молодёжь, та не стесняется и обниматься лезет, носами потерется и по плечам его дружески охлопывает. Они и мне рады и улыбаются и по плечу бы готовы похлопать, как Миника, да вот беда – самый рослый из них это Миник и он мне по грудь, а остальные мужчины, не в обиду им будет сказано невысоки, едва ли «в пупок дышат».
Женщины кстати порой покрупнее иного мужика- инуита будут и выглядят всяко уж не слабее. Честно сказать красотой дамы местные не блещут, однако из молодых попадаются особенные экземплярочки. Я то сразу смекнул – это метиски. У них и цвет кожи нежней и приятнее и черты лица почти европейские, а инуитские особинки им только шарм дополнительный придают. Тут все разом как то примолкли, толпа расступилась и идёт к нам с Миником навстречу молодая инуитка, лет двадцать не больше. Если бы я художником был, то написал бы её портрет и назвал бы его «Лик Гренландии». Было в ней какое то величие и в походке и в осанке, но лицо, что твоя Снежная королева, только смуглая, скулы крупные и чёрные глаза с легкой азиатской раскосинкой. Миник меня локтем ткнул, я наклонился, а он и говорит мне на ухо шёпотом: «Это Ивало – вдова Нанока и дочь того самого Иннека, который навлёк на Калаалит Анори „Проклятие одноглазого Большого белого“. Она хочет поблагодарить тебя за то, что ты наказал убийцу её отца и мужа».
Я оробел от неожиданности и думаю про себя:«Однако исключительно хороша эта Бабочка – вдова Медведя и дочь Огня».Подошла она вплотную и смотрит на меня. Я хотел наклонится, чтобы поздороваться, да так неловко вышло, не пойму как, но будто меня что-то толкнуло в спину. Я покачнулся и прямиком на коленки перед ней бухнулся. Стыдно – страсть и вот стою я на коленях перед красавицей Ивало, а она ничуть не смущаясь со всей серьёзностью, без улыбки, своей щекой к моей небритой физиономии прижалась и молчит. Пахнет от неё морем солёным и черникой ягодой. Я как обмер весь и будто счёт времени потерял. Вроде как со стороны смотрю на себя, стоящего на коленях и на Ивало своей щекой к моей прижимающуюся. Знаешь век бы так простоял и не пожалел бы.
