Борис Романов - Капитанские повести
— Что, летит?
— Извольте любить и жаловать! — Валерка показал, рукой на солнце. Чуть справа от светила виднелась быстро надвигавшаяся точка. Она росла и скоро превратилась в блестящую острую полоску с насаженными на нее тремя темными кружочками.
— Опять «Нептун». Что-то он рано сегодня пожаловал.
Костя взял из рук боцмана пульверизатор и повернул краник. Пульверизатор фыркнул, выплюнул сгусток и ровно зашипел, зонтиком выкидывая синевато-белую краску.
— Валерий, тащи бидон с уайт-спиритом на мостик, нечего глазеть! Потом ветошь принесешь.
— Боцман, так у меня ж мощи́ не хватит.
— Ничего, вверх пройдешь — не помрешь, а вниз — и подавно. Уж тебе-то больше восьми килограмм носить не запрещено!
— Начался цирк, боцман уже на арене, — пробурчал Валерка и, задрав голову, досмотрел до конца, как двухмоторный «Нептун», с вытянутым за хвостовым стабилизатором блестящим жалом радиолокатора, низко проревел над клотиком фок-мачты и ушел за корму, на новый разворот. Тень самолета скользнула по палубе, словно это кто-то, ощупывая, осторожно и быстро провел по ней темной рукой.
Валерка выдрал из тюка кусок ветоши, накинул его на голые плечи и пошел к малярке за бидоном уайт-спирита. Так начался рабочий день.
Старпома, вышедшего на бак, встретили вопросом:
— Почему музыки нет, Александр Кирсаныч? Что это за аврал без музыки? Радисты опять сачкуют?
Старпом успокоительно поднял правую руку, левой провел по влажной, желтоватой от уайт-спирита, стенке надстройки, вывернул руку ладонью к себе и спросил:
— Кто протирал?
— Я, — откликнулся Юра Новиков.
Старпом молча протянул к нему ладонь с серым налетом соли на ней.
— Схалтурил, да? Сейчас переделаю, — Юрка Новиков с готовностью громыхнул банкой, расплескивая уайт-спирит на палубу и на кожаные тапочки старпома. — Сейчас протру снова.
— Иван Николаич, присмотрите за любителями, чтоб работали без халтуры, а я им музыку обеспечу. Спасибо, Юра, только тапочки я и сам мог бы почистить, — доброжелательно добавил старпом, обращаясь к Новикову.
8
Начальник судовой радиостанции Валя Куралев задыхался в окружении включенных приемников. Сдвинув наушники к вискам, он пришлепывал босыми ступнями по палубе. Линолеум чуть холодил. Жужжал вентилятор, и Валя подставлял под струю то грудь, то спину, как будто делал упражнения из комплекса физзарядки.
— Эх, Вольтер Иванович, удивляюсь, как это вы так жару переносите?
— Жар костей не ломит, хотя, безусловно, жарко, ничего не скажешь.
Помполит в новенькой нитяной тельняшке сидел в кресле в вращал рукоятку настройки приемника. Жары он, казалось, не чувствовал, и только на маленьком сизоватом носу его от напряжения бисерились капельки пота. Китель помполита с целлулоидным воротничком висел на спинке кресла.
Вольтер Иванович старался извлечь из эфира последние и точные известия.
— Валентин Михайлович, почему музыку по трансляции не даете? — спросил вошедший старпом. — Люди на аврале скучают.
Валя молча указал глазами на помполита.
— Вольтер Иванович, извините, но сейчас по расписанию последних известий нет. Вы уж освободите трансляцию, пожалуйста. Массы требуют музыки… Аврал ведь, Валентин Михайлович, где у нас пленка с «Себежаночкой»?
Валя перестал шлепать ступнями по палубе.
— Давайте-ка с нее и начнем. Хорошая песня, русская.
Валя приложил чистый бланк радиограммы, как промокашку, ко лбу и сказал:
— Знаете, Александр Кирсаныч, ночью Южная Америка такие танго выдавала, я их записал…
— Ну так что, можно их потом.
— Я их наместо «Себежаночки» записал…
— А вот за такие вещи голову нужно отвинчивать. «Волгоградка»-то хоть осталась?
Валя виновато молчал.
— Ну думать надо. И было-то всего две наших песни!
Вольтер Иванович, со вниманием слушавший разговор, сказал:
— Грампластинки пусть покрутит. Или ему нельзя?
— Проигрыватель сломан, — Валя мрачно подергал себя за чубчик.
Помполит возмутился:
— Ну, знаете ли, товарищ Куралев, я сам из недр России и знаю, что значит наша русская песня. Вы же ошибку в политическом плане делаете!..
— Не нужно ему политику пришивать, Вольтер Иванович. Но голову надо иметь, радист. А еще, говоришь, с Волги!
Валя быстро ответил:
— Василий Николаевич выспится, мы проигрыватель заделаем.
Старпом взял карандаш и постучал им по столу.
— Ладно, давай хоть танго, товарищ молодожен. Глянете, Вольтер Иванович, как люди работают?
— Да-да, безусловно, я сам поработаю, найдется мне какая-нибудь одежда похуже? А то вот занялся эфиром. Вы уж меня куда-нибудь в подсобные определите, а то я красить-то не очень умею.
Вольтер Иванович пошел было вниз, потом вернулся, надел китель:
— А проигрыватель, товарищ Куралев, вы сегодня обязательно отремонтируйте!
Над судном с кормы в нос опять пронесся американский тезка повелителя подводного царства.
— Окопы Сталинграда не напоминает, Вольтер Иванович?
Помполит остановился. Глаза его отчетливо и обрадованно блеснули за стеклами очков:
— А вы знаете, безусловно, что-то такое похожее есть. Только не так воет…
9
Последним объектом, который посещался старпомом при ежедневных обходах судна, был камбуз.
Старпом каждый раз оттягивал этот момент. Предстояло самое неприятное из всех старпомовских дел: говорить с поварихой, утрясать накопившиеся за день мелкие женские обиды, делать замечания касательно засаленной куртки… Все это было бы ничего, но на «Балхаше» доступ к капитану имели все и в неограниченном количестве, некоторые этим пользовались, а потому, как уже дважды обнаруживал Александр Кирсаныч, с ним спорные вопросы выясняли только для того, чтобы «завести» его самого, тогда как уже все давно было обговорено с капитаном.
Сегодня уже на подходе к камбузу, в коридоре, старпом услышал грохот посуды, затем плеск и шипение. Из двери камбуза потянуло дымком. Послышались ругательства.
«Ого, на дисканте работает! Значит, Зина опять не в духах», — определил старпом.
Зина, старший повар, была примечательным человеком на судне. Она являлась незаменимым судовым активистом, непременным членом судовых комитетов всех созывов, членом редколлегий и т. д. Высокое общественное положение ей обеспечивала ее должность: не поешь — не поработаешь. Кухарила она, когда хотела, хорошо, и команда была довольна. Сам капитан, Петр Сергеевич, любил с нею советоваться. Правда, иногда, и довольно часто, на Зину находила хандра. Тогда она начинала, по определению Валерки Строганчикова, «работать на дисканте», посуда валилась из ее рук и гремела, кудрявенькая причесочка превращалась в длинные пегие патлы, разносолы исчезали из меню, и в конце концов председатель судового комитета помповый машинист Петя Полин от имени экипажа апеллировал к капитану с просьбой «образумить и навести порядок».
