Валерий Рощин - Ледокол
Эпилог
Индийский океан; борт ледокола «Михаил Громов» Две недели спустя
Прорвавшись через ревущие 40-е, «Новороссийск» и «Михаил Громов» шли северным курсом по Индийскому океану. Температура воздуха в тропических широтах после надоевшего холода радовала. Поверхность океана была удивительно спокойна. Светило яркое солнце, дул слабый ветерок. А самое главное: нормальная темная ночь привычно сменялась нормальным светлым днем.
В рулевой рубке находились сменивший Тихонова матрос и капитан Севченко. Поврежденную антенну удалось починить, локатор нормально работал, показывая абсолютную чистоту в радиусе 40 миль — ни льда, ни айсбергов, ни встречных судов.
Валентин Григорьевич долго стоял у одного из передних окон и, глядя на ровную линию горизонта, представлял свою встречу с Галей и недавно родившимся сыном.
Вздохнув, он очнулся от размышлений, окинул взглядом рубку.
И вдруг заметил висевший на задней переборке календарь с изображением Аллы Пугачевой. Внизу под портретом певицы ровными квадратиками пестрели 12 месяцев, часть из которых была зачеркнута крестиками.
Не так давно Севченко раздражали любые посторонние предметы на мостике. Но сейчас он с удивлением подметил, что ничего крамольного в этом календаре не видит.
Подойдя к нему, он посчитал зачеркнутые недели. Потом нащупал в кармане кителя шариковую ручку, вынул ее и аккуратным крестиком зачеркнул последние сутки дрейфа. Получалось, что в общей сложности «Михаил Громов» дрейфовал вдоль побережья Антарктиды 133 дня…
«Новороссийск» шел впереди, «Громов» — за ним.
На палубе недавно перенесшего нелегкое испытание ледокола царило оживление. Боцманская команда ремонтировала повреждения: заваривала дыры и выправляла вмятины в носовой части палубы, приводила в порядок такелаж, красила палубу, трапы и ограждения. Руководил работами вновь обретший голос боцман Цимбалистый.
Двое «художников» растягивали по левому борту надстройки только что сделанный транспарант. А другая бригада художников в это время красила правый борт надстройки…
Под кран-балкой стоял мангал, на котором Тимур жарил настоящий шашлык. Внизу чуть поодаль блестела миска с мясными отходами, которые с аппетитом поедала счастливая Фрося. Ее шерсть лоснилась, ребер уже не было видно.
К мангалу выстроилась очередь. Кок ухватил один из шампуров, надрезал ножом куски мяса, придирчиво осмотрел.
И крикнул:
— Вторая смена, подходи!
Матросы с гвалтом пододвинулись ближе…
Банник восседал на принесенном из низов стуле и с наслаждением жевал хорошо прожаренный кусок мяса. Закрыв глаза от удовольствия, он блаженно согревался в лучах по-настоящему теплого солнца.
Вскоре послышался рокот, и на лицо второго помощника упала тень подлетавшего к судну вертолета. Банник проглотил остатки мяса и, придерживая рукой фуражку, отвернулся от поднявшегося ветра.
Оранжево-синий Ми-2 плюхнулся на площадку, движки выключались; покрутившись по инерции, остановились лопасти. Правая дверца вертолета распахнулась, на противоскользящую сетку упала пачка газет, перехваченная крест-накрест веревкой. Сначала из кабины выпрыгнул Кукушкин, за ним появился штатный пилот с «Новороссийска».
— Привет, авиация! — пробасил Банник, подходя к «вертушке». — На запах прилетели?
Он обнялся с Кукушкиным, словно знал его долгие годы. Михаил открыл дверь грузовой кабины.
— Смотрю, не с пустыми руками прибыли, — кивнул второй помощник на ящик шампанского. — Откроем на пробу?
— Успеем. Вы лучше сначала газеты полистайте, — понизив голос, таинственно сказал авиатор. И протянул один экземпляр.
Опытный моряк пробежал взглядом по первой странице.
— Это шо?
— Новый генеральный секретарь ЦК КПСС.
— Та-а, удивил! Они кажний год мрут и меняются. У них там такой конвейер, что всех и не упомнишь.
— Поговаривают, в Кремле сейчас вообще все поменялось.
Присмотревшись к фотографии пожилого человека, Банник пощупал свой лоб.
— А это у него шо? Вот тут?
Кукушкин тоже взглянул на фото и пожал плечами:
— Не знаю… Да вы не тот материал смотрите! Я же не из-за Генсека приволок столько экземпляров!
— А за ради чего?
— Третью страницу откройте!..
* * *Петров в это время руководил ремонтом помятого ограждения. К нему с газетой в руках подбежал улыбающийся во все 32 зуба Банник.
Театральным жестом он раскрыл перед капитаном газету. На третьей странице были помещены фотографии Манугарова, Петрова, Севченко и других моряков в парадной морской форме.
— «Известия». Статья вашей супруги! Гляньте, товарищ капитан: вся наша команда… и вы!
Петров взял газету, прищурившись, прочитал заголовок.
Склонившийся к нему помощник заговорщицки проговорил:
— Я от шо думаю… Нас же этот, из органов… целую неделю поодиночке и скопом допрашивал и все склонял к тому, шоб мы вину на себя взвалили.
— Ну и что?
— Ну а раз мы ее не признали, то они, видать, решали там, шо с нами делать. А эта статья для нас — сродни оправдательному приговору.
— Может, и так. Но я склоняюсь к другому, — задумчиво произнес Андрей Николаевич.
— Это к чему же?
— Судя по всему, не до нас сейчас тем, кто в Москве и Ленинграде. Власть в очередной раз сменилась, им бы в своих креслах удержаться. А мы что?.. Задачу худо-бедно выполнили. Не без потерь, к сожалению, но выполнили.
— Так и я о том же! — возбужденно поддержал Банник. — Но есть в этом одна интересная деталь.
— Какая?
Банник перешел на шепот:
— О бунте на судне в статье — ни слова! Выходит, Севченко не сдал?
— Ну, о бунте моей супруге в газету «Известия» вряд ли позволили бы написать. Другое дело, раз вышла такая оптимистичная статья, значит, и в органах о нем не знают. А это означает, что Севченко на допросах промолчал.
— Согласен. Умеете вы логически рассуждать.
Капитан с помощником посмотрели друг на друга и, не выдержав, рассмеялись.
Спустя мгновение они заметили вышедшего из надстройки на палубу Севченко. Петров повернулся, оправил форменный китель. Банник встал с ним рядом, оглянулся и шикнул на галдящих рядом матросов.
Руководивший приборкой Еремеев окликнул Тихонова, тот пихнул в бок Цимбалистого. Боцман, в свою очередь, предупредил коротким свистом свою многочисленную команду. Все подтянулись к Петрову и Баннику, встали в одну шеренгу вдоль леерного ограждения.
За импровизированным построением почти всей команды наблюдал с вертолетной площадки и Кукушкин. Поколебавшись, он подбежал к левому флангу и встал последним.