Александр Белый - Славия. Паруса над океаном
Когда-то в той жизни, испытывая силу духа сына и дочери, договорились вместе прыгнуть с парашютом. Походили в «Снайпер» на два занятия, а на третьем прыгнули, правда, под контролем инструкторов. Так вот, когда корабль, словно скорлупка, взлетел на вершину волны, ощущения были такими, словно меня потянул вверх купол парашюта, дернув за лямки на самой вершине. Когда же с гребня волны ринулись вниз, душу словно подорвало в состояние невесомости.
Вот наш корабль ухнул на дно бездны с глухим вибрирующим звуком, словно от удара в огромный барабан. Жалобно и громко заскрипели стеньги[42] и снасти, рядом раздался треск, усики гика[43] не выдержали и лопнули, но хорошо принайтованный косой парус уперся в перила левого борта и удерживался на мачте только за гафель. Палуба вместе со мной, моими помощниками и вахтенными матросами полностью скрылась под водой, и в душе стало пусто. Но вдруг вода схлынула, а наш корабль, как пробка из бутылки, опять взлетел на гребень очередной волны, где на пару секунд завис – и снова рухнул вниз.
– Богдан!! Так держать!! – орал рулевому, пытаясь перекричать шум бушующего шторма. А он, словно каменное изваяние, уцепился в рукоятки штурвала мертвой хваткой и только коротко кивнул в ответ.
Опять мы провалились в бездну, и нас окатило водой с ног до головы, опять скрипели такелаж и оснастка, душа пыталась вырваться из тела, при этом беспорядочно звонила свободно болтающаяся рында. И так продолжалось, казалось бы, целую бесконечность. Во вспышке молний вдали заметил взлетающие над волной мачты «Селены», осознание того, что они там тоже живы и борются, помогло окрепнуть духом и гораздо легче переносить качку на этих грандиозных качелях.
В какой-то момент ощутил, что звук падения корабля между гребнями волн стал тише, водой окатывало с каждым разом слабее, а синусоида болтанки пошла на затухание. Шторм продолжал еще бушевать, но рев стихии прекратился, стало значительно тише и светлее. Даже рында затихла, ее перестало беспощадно болтать.
Нет, не затихла рында. Вдали послышался еле слышный звон судового колокола «Селены», не тревожный и беспорядочный звон, а ритмичный, предупреждающий. Корабль и команда выдержали, они живы.
Отцепив часть принайтованного к мачте конца, которым был привязан, ослабив его и удлинив, пошатываясь на затекших ногах, добрался до цепочки, свисающей с языка рынды, и стал отзванивать тройные удары. Корабль и команда выдержали, мы живы.
Часть третья
За тридевять земель, или Второй поход под знаменем двух грифонов
Глава 1
Флейты «Алекто» и «Селена», развернув борта для контроля подходов к месту ремонта «Ирины», бросили якоря в двух милях от бушующего океана в проливе между Фолклендскими островами. Трюм и палубу «Ирины» освободили от всей живности и провели ее килевание[44].
К концу сентября мы наконец закончили решать текущие вопросы в Южно-Африканском графстве и отправились утверждать власть в будущей метрополии. Миновав сороковой градус южной широты, покинули воды Индийского океана и свернули в Атлантику, взяв курс на запад. Вначале ветер нам сопутствовал, но на подходе к нулевому меридиану задули встречные пассаты, и двадцать девять дней нам пришлось лавировать переменными галсами. И это без учета тех двух дней, в течение которых стояли у безлюдных островов Тристана, где сходили на берег для выездки лошадей и выгула другой живности.
Этот обратный путь от архипелага Огненная Земля до Южной Африки с попутным ветром можно пролететь дней за пятнадцать. Если бы не серьезные планы и вопросы, которые нужно было решить в Чили… Прошу прощения, в вице-королевстве Перу. В моей прошлой истории к Чили эти территории отошли в XIX веке после тихоокеанской войны с Боливией и Перу. Так вот, если бы не серьезные планы, к берегам Северной Америки такие круги никогда бы не нарезал, пошел бы через Тихий океан.
В ста двадцати милях от Фолклендских островов разыгрался шторм, и за два дня нас так разбросало, что на просторах океана мы едва не потерялись. Мы с «Селеной» нашли друг друга быстро, но за «Ириной» пришлось рыскать целые сутки. Но все-таки отыскали ее уже в пределах островов, сидящую в воде гораздо ниже ватерлинии. Оказывается, корпус шхуны в районе киля дал приличную течь, а команда в течение полутора суток беспрерывно работала на помпе. Течь заделать не получалось, она все расширялась и грозила отправить всех на дно. Как потом оказалось, подкилевой брус был заражен белым домовым грибом[45]. Эту паскудную гадость даже мастера Малаги не смогли высмотреть. Счастье, что вахтенный матрос заметил близкий берег, а так уже подумывали топить живность, которая во время шторма слишком разволновалась: лошади до того озверели, что насмерть затоптали двух ухаживавших за ними крестьян.
Перехватив «Ирину» и подойдя ближе к берегу, увидел пролив и выбросил вымпел «Всем поворот влево». Здесь волнения фактически не было, поэтому в пролив зашли спокойно. Капитан шхуны, совершенно простуженный Коля Рыжков, подвел ее прямо к берегу и посадил на мель. Здесь же бросили трап и вытащили на берег якорь, после чего приступили к полной выгрузке.
Рыжкова и еще двух его матросов с высокой температурой уложили в постель, его супруга, прошедшая полугодичное обучение у доктора Янкова, накладывала ребятам уксусные компрессы и поила какими-то отварами. Слава богу, воспаление легких не началось, и к следующему утру жар спал.
Все три корабельных плотника с кучей добровольных помощников работали второй день, но к этому вечеру ремонт обещали закончить. Моему хозяйственному боцману скрепя сердце пришлось отдать для обработки корпуса две бочки дегтя из пяти заныканных. Теперь-то точно – шхуна еще побегает.
Нынешний шторм был не сказать чтобы сильно крутым, скорость ветра не превышала двадцати двух метров в секунду, зато оказался затяжным и длинным, как собачья песня. Тяжело переносили качку наши девчонки, ведь многие из них были беременны. Да и дел поганых натворил – погибло два крестьянина.
Конечно, этот шторм не сравнить с ужасным тайфуном, трепавшим нас в Индийском океане. Хоть и был он краткосрочным, но бед принес немало. Марсового с «Селены» смыло за борт – каким-то образом на конце распустился узел. А их рулевой сломал руку прямо во время вахты. У меня на «Селене» лопнул крепежный канат и оборвало каронаду. В результате одного канонира раздавило насмерть, а второй отделался легким испугом – сломал два ребра. И если бы не командир опердека[46] сержант Сагайдак, который успел перехватить обрывок каната и захлестнул его на второй растяжке, каронада могла еще не одного человека убить или искалечить, да и борт вывалила бы наверняка.
Не буду рассказывать о количестве матросов, получивших тогда ушибы и мелкие травмы, «прилетело» почти каждому, и мне лично тоже. Когда отбивал склянки при уже затухающем волнении, не удержался на затекших ногах и пошатнулся, рука соскользнула с мокрой переборки, и меня силой инерции развернуло и треснуло затылком о перила ступенек, ведущих на квартердек. Еще запомнил, как прохрипел помощникам приказ передать «Селене» функции лидера и, когда волна немного стихнет, высылать в «бочку» впередсмотрящего – на случай предотвращения столкновений с обломками и оказания помощи потерпевшим кораблекрушение. После этого на несколько часов выпал из реальности.
Очнулся тихой звездной ночью от спокойных перезвонов судовых колоколов, нашего и лидера. После этого голова раскалывалась от боли еще добрых четыре дня, пару дней безудержно тошнило, сутки рвало желчью.
Оказалось, что за пять часов буйства урагана нас отбросило к югу на сто семьдесят миль и слегка сместило к востоку. В результате пришлось изменить курс и затратить двадцать два часа на возвращение к исходному маршруту.
В порт города Мангалуру прибыли на четвертый день. Еще не успели причалить, как были атакованы разными торговцами и мытниками, одетыми приблизительно одинаково – в разноцветные дхоти[47] и тюрбаны. Кстати, все они прекрасно знали и голландский язык, и португальский, поэтому в общении никаких препятствий не возникло. Выплатив мыто по два серебряных талера за корабль и по талеру причальных, озвучил торговцам свои потребности. Когда они начали что-то предлагать, у меня разболелась голова, поэтому сказал, что буду думать до завтра, развернулся и ушел в каюту.
Перед тем как завалиться спать, по просьбе личного состава назначил старшими Бевзу и Сокуру, половину команды до окончания третьей вахты отпустил на берег отдохнуть и развеяться. А еще разведать, что почем.
Утром полностью знал конъюнктуру рабского рынка. Мои неслабо зажигавшие на берегу и довольные до упада помощники за бокалом вина разговорили каких-то португальцев. Поэтому, когда ко мне опять подвалили вчерашние торгаши, вытащил из пояса золотой дублон, щелчком подкинул его, поймал и сказал, что на хороший товар подожду более разумных предложений. И буквально через склянку в сопровождении двух здоровенных индусов с кривыми мечами на плечах пришел толстый торговец в подвязанном желтом дхоти и белоснежном тюрбане. На его ногах были загнутые кверху носками туфли без задников, а на пальцах рук, даже на больших, блестели золотые и серебряные кольца с красными и зелеными камнями.
