Пётр Губанов - Пробуждение
Он не спал всю ночь. Казалось бы, все уже потеряно, но мысль, как привести в повиновение взбунтовавшийся экипаж, не оставляла его.
С крейсером по-прежнему не было никакой связи. Капитан первого ранга не знал, что на нем происходит. Предприняли или нет попытку обезоружить своих начальников обнаглевшие нижние чины? Ни единого выстрела не донеслось со стороны «Печенги» за всю ночь. Может быть, сговорились господа офицеры с этими негодяями? А может, вырезали всех офицеров поголовно — и за борт? От таких мерзавцев можно всего ожидать.
Рассвет наступил туманный, мглистый, серый. Но поднявшееся из-за сопок солнце и свежий ветер рассеяли туман.
Крейсер стоял на прежнем месте, посреди широкой бухты Мидсбой с высокими обрывистыми берегами.
Остен-Сакен поднес бинокль к воспаленным глазам и глянул на «Печенгу». Ни одного офицера на палубе!
Он протянул бинокль Миклашевскому, стоявшему рядом на мостике, сказал с притворным удивлением:
— Где же господа офицеры? Я никого не вижу.
Никто из командиров миноносцев еще не знал, что произошло на крейсере. Остен-Сакен умышленно молчал. Молчали бежавшие с крейсера кондукторы, помня наказ капитана первого ранга ничего не говорить о начавшемся восстании в отряде.
— Неладно что-то на «Печенге», — сказал Миклашевский, начиная догадываться о причине внезапного появления командира отряда на вверенном ему миноносце.
Высокий, длиннорукий лейтенант, положив локти на обвес мостика, пристально вглядывался в сторону крейсера. Торчком стоящие уши командира покраснели на свежем ветру, лицо посинело.
— Прикажите, Илья Адамович, передать семафор на крейсер: «Старшему лейтенанту Корневу прибыть на «Бесшумный».
— Слушаюсь, господин капитан первого ранга.
Через некоторое время пришел ответ с «Печенги»: Корнев, офицеры арестованы, именем революции капитану первого ранга Остен-Сакену предлагается явиться на крейсер для сдачи шифров, наставлений на плавание. И подписи: выборный командир корабля Яхонтов, судовой комитет.
— Что за чертовщина?! — выругался командир «Бесшумного».
— Вот что натворили, канальи! — подхватил Остен-Сакен.
Комфортабельный, стройный крейсер стал ему ненавистен. Капитан первого ранга испытывал острое желание всадить ему в борт торпеду и отправить на дно вместе со всей взбунтовавшейся матросней. Если бы не господа офицеры в его карцере, он не задумываясь приказал бы Миклашевскому атаковать «Печенгу» торпедами.
«Все равно никакой пользы от него не будет России!» — рассуждал Остен-Сакен. Но похоронить на дне бухты офицеров он не мог.
Капитану первого ранга пришла в голову мысль попробовать выпросить у восставших арестованных офицеров. Зачем их держать под арестом без пользы? Может быть, согласятся.
— Илья Адамович, передайте на «Печенгу»: «Прошу для пользы службы переправить офицеров на «Бесшумный».
Больше часа крейсер не отвечал. Потом пришел оттуда короткий ответ: «Воздерживаемся».
Дальнейшая стоянка на рейде Мидсбой становилась опасной. С «Печенги» вот-вот нагрянет делегация!
Что крейсер окончательно потерян и никогда уже не придет на Мурман — в этом Остен-Сакен уже не сомневался.
Оставались верными присяге «Бесшумный», «Бесстрашный», «Лейтенант Сергеев» и «Капитан Юрасовский». Они продолжат плавание и придут в пункт назначения. Откладывать съемку с якоря капитан первого ранга не стал.
«Печенга» взбунтовалась, надежды на усмирение нет, прошу продолжить плавание Коломбо миноносцами. Командир отряда особого назначения капитан первого ранга Остен-Сакен», —
отстукивал телеграфным ключом радист на «Бесшумном».
В тот же день из адмиралтейства пришел лаконичный ответ:
«Плавание миноносцами разрешаю».
25Хлопот у выборного командира «Печенги» было хоть отбавляй. Дежурными по кораблю приходилось назначать кондукторов, вахтенными начальниками — наиболее опытных матросов из штурманской службы. Отсутствие у них теоретических знаний и практических навыков сказывалось во всем. И все-таки жизнь не остановилась на крейсере, как предполагали офицеры.
Подхваченный вихрем восстания и оказавшийся на ходовом мостике в роли командира, в первое время Яхонтов чувствовал себя неуверенно. В один миг превратиться из самого низшего чина офицера в человека, которому подвластно все на корабле, не простая штука!
Порой ему казалось, будто не он, а кто-то другой вместо него действует, правит, распоряжается. Слишком были для него непривычны капитанские обязанности.
В детстве, когда учился в начальных классах, у Яхонтова Сережи никак не получалась в тетради цифра «4». Мальчик, единственный из всех учеников, выводил ее наоборот. И много раз пришлось показывать и разъяснять учителю математики, пока он не научился писать ее как нужно. Чувствуя на себе взгляды других учеников, Яхонтов испытывал ужасное смятение. Чувство незабытого стыда не оставляло его долгие годы. И теперь на ходовом мостике крейсера порой проступал откуда-то из недр сознания этот знакомый стыд, когда совершал промах и это тут же обнаруживалось…
Ночью Яхонтов внезапно просыпался, словно от постороннего толчка. Мысли о том, все ли было правильно сделано за весь прошлый день и как исправить совершенную ошибку завтра, подолгу не давали ему уснуть.
Члены судового комитета, контролируя действия командира, старались не вмешиваться в сферу чисто командирских обязанностей. Словно сговорившись, они щадили самолюбие прапорщика, которого сами избрали начальствовать над всеми.
Судовой комитет собирался по нескольку раз в день. Комитетчики заседали в салоне бывшего командира либо в кают-компании. Яхонтов остался жить в своей прежней каюте, хотя Авилов от имени судкома предложил ему перебраться в командирский салон. Ему было привычно и удобно в своей довольно просторной и обжитой каюте. Прапорщику не хотелось ее покидать.
Получив от Остен-Сакена семафор с просьбой переправить арестованных офицеров на «Бесшумный», члены судового комитета разошлись во мнениях.
Яхонтов предложил всех офицеров отпустить без промедления.
— Пусть отправляются кто куда захочет, — сказал прапорщик.
— Эк вы куда замахнулись, Сергей Николаевич, — остановил его Авилов. — Молоды вы и неосмотрительны. Мы им свободу сейчас предоставим, а они нам мешок на голову да пулю в затылок! Не годится эдак!
— Да что с ними валандаться! — резко проговорил Шумилин. — Я лично считаю, колосник каждому к ногам и — за борт. Кроме вреда, нам никакой пользы от них не будет.
