Марина Белоцерковская - Леди удачи. Все пути…
— Как они выглядели? Опишите их!
Том вздрогнул, ибо услышал хорошо знакомый голос — голос Форе-Флориньи.
— Да-да, месье дворянин! Два совсем молоденьких мальчика, один с темными волосами, второй — блондин. Им лет по шестнадцать-семнадцать. И с ними высокий молодой человек лет двадцати пяти. Я его запомнила. У него очень иностранный выговор. Такое приятное лицо, светлые прямые волосы и светлые глаза. И еще родинка, как зернышко, на левом виске над самой бровью.
— Томас Шеффилд!!! — воскликнул Форе.
Том вжался в стенку.
— Маркиз, я, кажется, знаю убийц! — продолжал Флориньи. — Они не только лишили жизни несчастного старика, они к тому же ограбили меня. Собственно, за этим я к вам и пришел. Но это еще тоже не всё. Они английские шпионы!
— Что вам о них известно? — прогремел раскат баса.
— Очень немного. Я хорошо знаю Томаса Шеффилда, могу его без труда узнать. А вот его спутников, а думаю… вернее, спутниц… я почти не знаю. Мне только известно, что темноволосую мошенницу зовут мадемуазель Дюпре, Жанна Дюпре, и она выдает себя за знатную даму. И еще она как-то обмолвилась, что у нее есть то ли подруга, то ли камеристка.
— Что ж, месье де Флориньи, я подниму на ноги всю полицию Парижа. Надеюсь, уже через час мы узнаем, где обитает эта Дюпре. Можете идти домой.
— Нет, лейтенант. Я пойду с вами. Мне необходимо лично удостовериться, что птички попадут в силок.
Том решил больше не терять времени и понесся домой.
* * *Хлопнула входная дверь. Нэд, Джоанна и Ксави, давно одетые и готовые к выходу, удивленно подняли глаза на всклокоченного бледного Тома, который, прислонясь к стене, судорожно глотал воздух.
— Ну?! — выдохнула Джоанна.
— Через полчаса-час… здесь будет полиция… и Флориньи!.. Ему все известно!..
— Бежим! — заорала Ксави, хватая саквояж и злополучный чернильный прибор.
— И не лень тебе таскать такую тяжесть? — поинтересовалась Джоанна.
— Лень, — призналась Мари. — Но бросать тоже жалко. Я уже с ним сроднилась. Опять же, не хватало улики оставлять. Хорош трепаться! Бежим, скорее!
— Стой, торопыга! — придержал ее Волверстон. — Куда бежать? Первый же караул накроет.
— А что, лучше сидеть и ждать, пока сюда придут? — продолжала сопротивляться Ксави.
Джоанна нервно заходила по комнате. Вдруг она остановилась и рассмеялась. Все удивленно посмотрели на нее, а Мари даже со вздохом сожаления покрутила пальцем у виска.
— Томми! Говоришь, Флориньи с полицией собираются к нам в гости? А мы… нанесем визит ему!
Том ахнул, Нэд вытаращил глаза, а Ксави расхохоталась:
— Вот уж где он нас точно не додумается искать! Ну и голова у нашего капитана! — и, покрутив пальцем у другого виска, объяснила: — Это я беру свои слова обратно.
— Постой! — перебил ее Шеффилд. — А как мы к нему попадем?
— Попадем! — беспечно махнула рукой Мари. — Первый раз, что ли, в окна лазить?!
— А охрана?
— В такую погоду? Щас! — хихикнула Ксави.
* * *Пробираясь самыми темными переулками, друзья, наконец, вышли прямо к дому Флориньи. Джоанна, прикинув в уме расположение комнат, уверенно показала на угловое окно второго этажа:
— Это спальня. Видите, нет решеток.
Тотчас просвистела веревка с грузиком — плод длительной тренировки и особой гордости Нэда — и плотно обмоталась вокруг лепной химеры над окном. Нэд подергал веревку.
— Прочно. Можно лезть, — и полез первым.
Окно, на их счастье оказалось незапертым, и друзья легко, как кошки, проскользнули в спальню.
— Вот теперь можно и обсудить наше положение, — запрыгнув на мягкую кровать, сказала Мари. — Итак. Что мы имеем на сегодняшний день? Всю команду в сборе — раз; письмо герцогини — два; какие-то записи покойного ювелира — три, и еще эту дурацкую «Европу», которую я оставлю себе на память из принципа — столько таскать! Что мы имеем еще? Этого индюка Форе и всю парижскую полицию, наступающую нам на пятки, а также словесный портрет нашего милейшего Тома, известный отныне каждой собаке гэ Парижа и его окрестностей. И наконец, чего мы не имеем? Не имеем мы транспортных и прочих средств, чтобы спокойно добраться до Лондона; не имеем надежного прикрытия, документов и легенды; не имеем хотя бы приблизительного плана дальнейших действий; а главное, абсолютно не имеем времени.
— Насчет времени ты права, — пробормотала Джоанна, задумчиво глядя на развалившегося в кресле Волверстона, — а что касается остального, погоди. Что-нибудь смозгуем.
— Джо, а может, это сгодится? — Нэд извлек из-за пазухи бумагу с большой красной печатью. — Помнишь, я у этого крысенкаотобрал?
— Ну-ка, ну-ка… «Пропуск… виконт Форе де Флориньи… не чинить препятствий…» И печать самого де Торси! Ну, Нэд! Умница! — воскликнула Джоанна. — То, что доктор прописал! Пропуск всюду, как дозиметристам!
— Кому? — округлил глаза Том.
Ксави фыркнула. Джоанна же, не обратив внимание ни на удивленного Шеффилда, ни на веселящуюся подругу, продолжала генерировать идеи:
— Нэд, ты, как наименее щепетильный, влезь в шкаф и попытайся отыскать хозяйский парик. Должен же быть запасной? Мы с Мари спрячемся. Крошка… А где Крошка?
— Не беспокойся, — покачивая ногой, заметила Ксави, — Крошка — парень воспитанный. Сидит под окном, изображает памятник на собственной могиле.
— Мрак-то какой! — поморщилась Джоанна. — Ладно. Крошка сидит под окном, Нэд — в шкафу, мы — под кроватью, а ты, Томми…
* * *Старый лакей Симон видел уже третий сон, когда из спальни виконта донесся нетерпеливый звонок колокольчика. Симон зажег свечу и как был — в ночной сорочке и колпаке, — зевая и кряхтя поплелся наверх. Хозяин сидел в кресле, склонившись над романом. Кудри белокурого парика закрывали лицо.
— Карету к крыльцу! — приказал виконт. — Я еду в Версаль!
Сонный камердинер молча поклонился и вышел. Вскоре он появился опять.
— Ваша милость, карета подана.
— Хорошо. Вы свободны. Можете идти.
Лакей снова поклонился и пошел досыпать.
Спустя пять минут группа из четырех человек с большой собакой садилась в черную дорожную карету. Мужчина в пышном светлом парике кинул кучеру:
— В Кале. И поживее — мои друзья очень спешат.
Кучер кивнул и тронул лошадей.
На заставе Сен-Дени путь карете преградил полицейский наряд.
— Кто такие? Куда?
Вместо ответа рука в перчатке ткнула в нос полицейскому капитану бумагу. В свете факела тяжело качнулась большая красная печать маркиза де Торси. Полицейский приподнял шляпу:
