Дариуш Ришард - Отголоски прошлого
Врач пытался закрыть глаза, чтобы не подкармливать свою бурную фантазию обрывками зрительных образов, но тогда он обратился в слух, и это чувство тоже играло с ним нехорошие шутки. Ему казалось, что что-то скребется у него под самым ухом, над головой или прямо за спиной, а резко оборачиваясь, он никакого источника шума рядом не обнаруживал. И единственным звуком, который хоть как-то приободрял и не позволял ему окончательно упасть духом, было сопение спящего рядом пирата. Ларри даже регулярно поглядывал на Ламберта, чтобы тот ненароком не пропал никуда магическим образом. А так хоть какая-то компания и поддержка будет в случае чего… Хотя вряд ли от спящего Барта будет намного больше толку, чем от Барта бодрствующего, когда из джунглей выползет гигантское чудовище и соберется проглотить их одним махом. И доктор Траинен даже не думал о том, что в экосистеме сравнительно небольшого острова вряд ли может найтись место для такой исполинской зверюги, здесь такая просто с голоду помрет или от скуки подохнет. Раз проглотит одним махом, значит, проглотит, и это не обсуждается.
Вот так вот, в страхах и невероятных догадках, прошел первый час его дежурства. Потом доктор немного подустал бояться и решил размять ноги, нарезав несколько кругов вокруг недокостра, но и это ему быстро наскучило. Сев на место и нацелив в пустоту свой пистоль (всяким там чудовищам судовые врачи на поздний ужин так просто не даются), Лауритц начал размышлять на более отвлеченные темы. Например, о том, какой же он дуралей и опять во всем виноват. Наверное, никогда он уже не избавится от привычки без толку геройствовать на ровном месте, подвергая опасности и себя, и ни в чем не повинных окружающих. А ведь от него куда больше пользы было бы, сиди он на «Сколопендре»! Но нет, у сэра доктора до сих пор детство играет в одном месте, по лесам он в свое время не набегался, зато теперь активно наверстывает упущенное. А Шивилла, наверное, волнуется. Или нет. Она ведь знает, что за себя Траинен постоит и уж одну-то ночь переживет. Он ведь настоящий мужик. Герой. Пиратский доктор. Ну, разве нет?..
Мысли плавно перетекли в более приятное русло. Лауритц одобрительно кивнул сам себе и покосился на Варфоломео — тот никуда не делся и все так же крепко спал, скотина эдакая. Бывает, когда кто-то рядом с тобой начинает аппетитно так уплетать что-нибудь за обе щеки, и тебе самому тут же начинает зверски хотеться есть. Вот и со сном сейчас была аналогичная ситуация. Доктор уже устал дежурить, устал вздрагивать от каждого шороха и то и дело клевал носом. Не было ничего проще, чем поддаться соблазну, закрыть глаза и открыть их утром, когда будет уже светло, безопасно, и все неприятности закончатся. Но с другой стороны, если вахтенный будет спать, это долгожданное утро для них может и не наступить никогда… А еще у Ларри чертовски разболелась голова, то ли от усталости и нервного напряжения, то ли от непривычного запаха, которым воздух сейчас был насыщен еще больше, чем днем. В нем сейчас смешивались ароматы прелой листвы, влажной, замшелой древесины, солинка от такого близкого, но невидимого сейчас моря, какая-то кислинка, а теперь главенствующую позицию заняла цветочная нота. Она казалась бы даже приятной…будь она раз в пять послабее, а то ее приторная густота начинала потихоньку душить. Хотя цветущие ночью растения тоже можно понять и простить — они лишены возможности привлекать яркостью и красотой цветков, а выживать-то хочется… Доктор, которому, как и всем живым организмам на этом островке, хотелось выживать, сжал виски пальцами и с трудом разлепил тяжелые веки. Он чувствовал, что рискует уснуть, даже нечаянно моргнув. Но он больше не моргнет. Правда-правда…
В себя Лауритц пришел, когда кто-то хлопнул его по плечу. Рыжий вздрогнул и едва не выстрелил непонятно куда, но успокоился, когда увидел рядом с собой довольную физиономию Варфоломео.
— Смена вахты! — бодро проговорил пират. — Можешь идти спать…а, впрочем, я вижу, ты уже…
Ларри не помнил, как торжественно он сдал свой почетный пост, как отполз куда-то в сторонку и свернулся клубочком, лишь бы только его больше не трогали. И отключился, наконец, от внешнего мира.
Спать на жесткой земле было неудобно, особенно с непривычки, и доктор отлежал себе весь бок. Но проснулся он не от этого дискомфорта, а от того, что что-то прижалось к нему сзади, тихонько взъерошив волосы на макушке.
— Ммм… Шивилла, у тебя такие шелковистые рыжие кудри… — сквозь сон пробормотало «что-то».
— Спасибо… — не разлепляя век, шепнул судовой врач, заворочавшись на месте и невольно сопротивляясь тому, чтобы его выдергивали из сладких грез, — у тебя тоже… Стой!!! Что?!
Ларри подскочил, как ошпаренный. Сна не было уже ни в одном глазу, и заряд бодрости он вмиг получил больший, чем от чая, кофе и всех стимулирующих препаратов вместе взятых. Хоть интеллигентный медик никогда не употреблял бранную лексику (ну, ладно, почти никогда…тот случай, когда он пытался самостоятельно починить дверь и после получаса не слишком результативных стараний ударил себе молотком по пальцу, не в счет), но сейчас он не удержался и выдал все, что давно копилось в душе в адрес Ламберта. Сам же Барт, когда понял, что только что произошло, тоже мгновенно подлетел на ноги, но спросонья споткнулся о какую-то корягу.
— Мать твою! — пират выругался, налетев на очередное дерево. — Это все из-за тебя! Вот в кого ты такой рыжий сукин сын?!
— Черт! Ты совсем ослеп??? Какая я тебе, на милость, Шивилла? Она…я…у меня… Черт возьми… Запомни, у меня растет борода. А у нее — нет (к нашему с ней общему счастью). Эта маленькая, но очень существенная деталь поможет тебе нас безошибочно различать и больше никогда не путать.
— Да я бы ни за что в жизни, тем более на трезвую голову… Дьявол, а башка-то трещит так, словно гулял вчера полночи…
— О, какой позор, как это унизительно…
— Мы никогда и никому об этом не будем рассказывать. Все, ничего не было.
— А ничего и так не было!.. — раздраженно воскликнул Ларри, праведный гнев которого еще не иссяк. — Погоди-ка… Да ты ведь продрых почти всю ночь! Заснул на вахте — какой же из тебя после этого моряк?
— Да кто бы говорил…
— И вообще, ты хоть чуть-чуть дежурил сегодня? Кому я сегодня ночью вахту передал, все-таки тебе, или мне это приснилось?..
— Избавь меня, пожалуйста, от пересказа твоих сновидений, — фыркнул кэп с таким видом, будто бы это Траинен лично был во всем виноват, и вполголоса добавил: — Между прочим, мне же было достаточно всего лишь проснуться чуть раньше и сделать вид, что бужу тебя уже битый час…
— Выйдем на рассвете… — продолжал возмущаться судовой врач, пятерней вычесывая травинки из спутанных волос и отлепляя от одежды листья. — Да если это рассвет, то я не доктор, а балерина Королевского театра. Сейчас же уже…уже…
— Девятый час, — подсказал Ламберт, ткнув пальцем в небо в прямом смысле этого слова.
— Вот именно! Если бы не мы, «Сколопендра» бы уже давно вышла опять в открытое море… А так ей приходится нас ждать. Нас ведь, наверное, ищут.
— Ищут? Да ты, я погляжу, конченый оптимист… Тогда радуйся, что хоть выспаться удалось. И не ной потом, что ты устал в дороге. Как бы то ни было, вчерашний план действий остается в силе — чешем на север, выходим на берег и находим наших…
— Если они не найдут нас раньше.
— Ага, пусть будет так. Тут идти от силы час, а то и меньше, я это гарантирую. Остров же сам по себе не слишком большой, мы бы его вдоль и поперек перешли за неделю с учетом ночевок. Между прочим, у меня великолепные навыки выживания в дикой природе.
— Видел я уже твои навыки, Ламберт… Но мы же не хотим «вдоль и поперек». Не знаю, как ты, но я уже давно мечтаю очутиться у себя в лазарете. Так что давай мы уже начнем хоть куда-то двигаться… Только не так, как вчера.
Таким образом, минут через пятнадцать с момента пробуждения мужчины окончательно пришли в состояние, именуемое «здравым умом и трезвой памятью», привели себя в порядок, насколько это возможно, находясь изначально по уши в грязи и разном мусоре растительного происхождения, и отправились в путь. Теперь им представилась возможность хорошо рассмотреть декорации, в которые их закинула прихоть безумного режиссера по фамилии Судьба. Вокруг них вздымались, расталкивая друг друга ветвями и соперничая за каждый лучик солнца, удивительно стройные и высокие деревья. И были то не какие-нибудь привычные дубы, буки или сосны, а все незнакомые породы, некоторые из которых, пожалуй, подошли бы под определение «пальма», другие напоминали иву или мирт, но на самом деле ими не являлись, а третьи были вообще ни на что не похожи. В нижних ярусах путников окружали огромные темно-зеленые листья, такие глянцевитые, словно бы кто-то специально натер их воском, и кустарники, напоминающие букет из павлиньих хвостов. Некоторые гладкие, словно бы туго обтянутые влажной замшей стволы украшали причудливой формы цветки, и отовсюду свешивались разноцветные лианы, демонстрируя пугающее сходство с представителями пресмыкающихся. И разница между этими лианами и знакомыми с детства плющами и виноградными лозами была столь же разительна, как между дородной, выросшей на свежем воздухе и домашних харчах крестьянской девицей и заморенной голодом благородной дамой. Сочные, напитанные влагой папоротники под ногами потихоньку разворачивали навстречу солнцу свои скрученные улитками листья… Да, такого не увидишь ни в одном ботаническом саду.
