Титаник и всё связанное с ним. Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Касслер Клайв
– Где сейчас этот камень?
– У курьера, который везет его в Америку, чтобы продать коллекционеру, готовому заплатить не за размер, а за уникальность. Это единственный подобный экземпляр в мире.
– Чем это может быть мне интересно?
– Курьер – сильный человек, месье, но у него есть две слабости: водка и карты, а вы – профессиональный игрок…
– Люди играют импульсивно, – покачал головой Тоусон. – Если камень у него, он отдаст «Матрешку» в сейф казначея. Он не поставит его на кон.
– Нет, камень не будет храниться в сейфе. Курьеру дано указание все время держать его при себе. Если он сядет за карточный стол, камень будет у него в кармане. Это искушение, а если добавить немного водки… то…
– И он плывет на «Титанике»?
– Да, месье.
– И вы уверены, что этот камень имеет большую ценность?
– Нет, месье. Его ценность нельзя назвать большой. Ведь он в мире такой всего один. Поэтому он бесценен.
В целом, думал Тоусон, одеваясь, гибель «Титаника» оказалась не столь уж большой бедой для него лично. Конечно, погибли люди, но он сам остался в живых, а в последние минуты, когда смерть уже смотрела ему в лицо, курьер сунул руку в жилетный карман и достал «Матрешку».
Тоусон аккуратно завязал галстук. Сегодня он снова придет на слушания и должен выглядеть респектабельно, но при этом не привлекать внимания. Возможно, он допустил ошибку, постоянно спрашивая у констебля о горничных. Больше он этого делать не будет.
Тоусон сомневался, что кто-нибудь сможет отыскать его в этом медвежьем углу Лондона, но такая жизнь ему уже опротивела. Он не мог выживать на играх с грошовыми ставками в мелких лондонских пабах. Ничего, вскоре все изменится. Его единственным утешением было то, что невежественная горничная наверняка не знает истинную цену украденного ею камня. Понадобится специалист, чтобы понять, что скрывает его изъян. Горничная, возможно, попытается продать украденное, и Тоусону нужно найти ее до того, как камень попадет в руки какого-нибудь мелкого ювелира, который отправит его на резку и огранку.
В дверь постучала домохозяйка. Ее лондонский акцент резал американцу ухо.
– Ваш завтрак, мистер Ротерхайт. И вы просили принести газету.
Тоусон открыл дверь и наклонился, чтобы подобрать газету. Он прочитал заголовок об офицерах «Уайт стар», удирающих от судебных повесток. Мимоходом вспомнил офицера, который, несомненно, спас жизнь ему и всем остальным, кто провел ту ночь на днище перевернутой складной шлюпки. В сердце Тоусона было мало места для благодарности, но он считал, что Лайтоллер не заслуживал позора. Это был человек другой породы, который заставил Тоусона на какой-то миг устыдиться собственного поведения.
Он пробежал глазами ежедневную галиматью от Интеррогантума. Почему он не подписывается собственным именем? Наверное, ему стыдно писать такую чушь. Тоусон даже подумал отправить редактору анонимное письмо, предполагающее, что Интеррогантум – всего лишь дурак, лезущий не в свое дело. Каждый день этот тип плодил такое неимоверное количество слухов, что скоро станет невозможно найти среди них даже крупицу истины. Тоусон на минуту задумался. Возможно, в этом и заключалась его цель. Он пожал плечами. Ему было нечего сказать, и он не имел ни малейшего желания выступать на слушаниях.
Тоусон перевернул страницу и едва не выронил газету от удивления. Он вернулся в спальню и захлопнул за собой дверь. Как такое возможно? Он подошел с газетой к окну, чтобы рассмотреть ее в свете утреннего солнца.
Светская дама леди Маргарита Мелвилл, дочь графа Риддлсдауна, позирует перед Даличским клубом, рассказывая о своем путешествии на «Титанике». «Это было просто потехи ради», – утверждает она, говоря о своей службе горничной первого класса на злополучном лайнере «Уайт стар».
Тоусон швырнул газету на кровать и повернулся к окну. Сердце бешено стучало; казалось, что все тело пылает. Ему всегда везло, но никогда не везло так сильно. Он поднял оконную раму и вдохнул прохладный утренний воздух. Теперь он знает ее имя!
Он отошел от окна. Воровка оказалась вовсе не неотесанной девчонкой из саутгемптонских трущоб, неспособной отличить бриллиант от стекляшки, а настоящей аристократкой. Насколько хорошо она разбирается в драгоценностях? Наверняка достаточно хорошо, чтобы распознать в «Матрешке» бриллиант, но не выкинет ли она его из-за изъяна? А вдруг она уже продала его за бесценок? Нужно срочно ее найти.
Хотя Шеклтон и был другом Гарри и его появление на слушаниях по делу «Титаника» вызвало бурю интереса, Гарри уже начал терять терпение. Юристы задавали вопросы и выслушивали ответы, не выказывая ни малейших эмоций. Даже Шеклтон был не в силах пробудить в них праведный гнев.
Репортажи об американском расследовании описывали американских сенаторов, выражавших сомнение в услышанном. Пусть они и не имели опыта в морских делах, но знали достаточно, чтобы чувствовать неладное. Увы, юристы, заправлявшие в манеже, подобного негодования не проявляли. Они вызывали свидетелей по очереди и задавали один и тот же вопрос десятком разных способов, а потом нередко спорили друг с другом о толковании ответа, после чего один из них просто задавал вопрос снова. Эта процедура повторялась без конца, и каждый из юристов старался добиться преимущества для той стороны, которую представлял.
Шеклтон нервно ерзал на месте, в очередной раз услышав вопрос о том, считает ли он разумным снижение скорости лайнера при опасности обнаружения айсбергов.
– Я бы предпринял меры предосторожности и сбавил ход независимо от того, рассчитано ли судно на плавание во льдах. Следует держать самую малую скорость, которая только позволяет управлять судном с учетом его размеров.
– Вы бы сбавили ход?
– Да, я бы сбавил ход.
– А если бы вы шли со скоростью в двадцать один – двадцать два узла, полагаю, это было бы дополнительной причиной ее снизить?
Голос Шеклтона дрогнул.
– Вблизи льдов вообще нельзя идти на такой скорости!
Лорд Мерси посмотрел на него со своего места на возвышении.
– И вы полагаете, что все лайнеры совершают ошибку, сохраняя такую скорость в районах, где были замечены льды?
– Думаю, высокая скорость судна может в значительной степени увеличить вероятность столкновения.
Гул голосов в зале заглушил следующие вопросы, задаваемые юристами, которые пытались разобрать ответ Шеклтона и применить его каждый в своих интересах. Расследования по обе стороны Атлантики были направлены на выяснение скорости «Титаника» в ночь столкновения с айсбергом, причин, по которым корабль шел с такой скоростью, и попытку понять, кто же приказал идти таким ходом. Шеклтон снова высказал мнение, что всем судам в подобных обстоятельствах не следует разгоняться. Он и раньше говорил, что вблизи льдов его судно шло бы со скоростью не больше четырех узлов. Безусловно, он дал им пищу для размышлений. Некоторые уже жалели, что попросили его выступить. Мнение Шеклтона обладало определенным весом, но никакая судоходная компания не смогла бы получать прибыль, если бы ее суда робко крались через Атлантику на четырех узлах.
Гарри уже встал, когда заметил, что не только он собирается выйти. Со скамьи в переднем ряду встал человек и направился в дальнюю часть зала. Гарри тут же узнал в нем одного из репортеров, которых видел в Плимуте. Он вспомнил подслушанный за завтраком разговор. Чарли – так звали толстого репортера, который еще сохранял достаточно совести, чтобы не печатать откровенную ложь, а человек, выходивший сейчас из зала, был Дэн, собеседник Чарли.
Он предположил, что Дэн пошел, чтобы сообщить свои последние измышления Интеррогантуму, и подумал, какие выводы этот распространитель слухов мог бы сделать из показаний Шеклтона.
«Все трансатлантические суда должны ограничить скорость до четырех узлов?»
