Валерий Рощин - Ледокол
Убедившись, что вблизи бочек никого не осталось, он поднял вверх правую руку, сигнализируя о готовности к подрыву. Один из матросов боцманской команды закончил установку электрических детонаторов и растяжку проводов, подсоединил их к старенькой подрывной машинке КВМ-6.
После чего недвусмысленно глянул на Цимбалистого: «Готово!»
«Давай!» — кивнул тот.
Матрос сделал несколько энергичных оборотов ручки индуктора и нажал на кнопку «Взрыв».
Под носом ледокола мощно грохнуло. Лед под ногами дрогнул, а к сумрачному небу вознеслось несколько огненных «грибов», увлекающих за собой обломки льда и разрушенных бочек. Всю округу тут же заволокло черным дымом.
Ветер быстро разметал клочки дыма, и команда «подрывников» с разочарованием увидела, что лед остался практически неповрежденным. Ни полыньи, ни свежих трещин под носом «Михаила Громова» не образовалось.
Лишь сверху сыпались обломки, а два десятка разбросанных по снегу лужиц солярки горели ярким красноватым пламенем.
* * *На мостике царило напряженное молчание. Странное дело — народу было прилично, а тишина — хоть рояль настраивай.
Еремеев стоял у крайнего левого окна, Банник — по центру. Тихонов — у выхода на правое крыло. Молодой вахтенный матрос-рулевой — сменщик Тихонова — уперся плечом в переборку за штурвалом и рассматривал портрет рыжеволосой Аллы Пугачевой.
Сначала тишину нарушила серия взрывов бочек с соляркой. А через несколько секунд на мостик ворвался Зорькин.
— Не взяло! — в сердцах крикнул он.
Банник усмехнулся в седые усы:
— Еще бы… Толщина сто двадцать сантиметров. По такому льду хоть из пушек пали.
— Готовьте еще заряды! — гаркнул Тихонов. — Все, что есть! Будем рвать, пока не образуется полынья!..
— Куражишься? — Второй помощник отошел в сторону, давая понять, что не желает иметь ничего общего с одним из лидеров местной «революции». — Ну, давай-давай, покуражься…
Тихонов продолжал наседать на Зорькина:
— Несите, я сказал!
— А чего это ты раскомандовался? — заартачился тот.
— Бегом!
Вздохнув, радист исчез за дверью мостика…
Глава девятая
Антарктида; море Росса; борт ледокола «Михаил Громов» — борт ледокола «Новороссийск» Июль 1985 года
Время подходило к завтраку, кок колдовал на камбузе. Распределив по тарелкам небольшие порции, он выставил их на раздачу, вышел в зал с тряпкой и еще раз протер столы.
В коридоре послышались голоса, в столовой появились свободные от вахты матросы.
— Приветствуем, Тимур, — здоровались они, усаживаясь за длинный стол. — Как самочувствие?
— В порядке. И вам не хворать. Устраивайтесь, сейчас кушать будем…
Сгоняв к раздаче, он ловко подхватил несколько тарелок и поставил их перед моряками. Заметив стоявшую в дверях Фросю, строго спросил:
— А ты чего? Тоже вахту сдала?
Собака в ответ облизнулась. Она давно уже поняла, что этот добродушный человек в белом форменном одеянии заведует на судне всеми съестными припасами.
Посмотрев на ее впалые бока и нездоровую шерсть, кок вздохнул:
— Ладно, сейчас…
Он достал из кармана кусочек сахара, положил его на блюдце, залил из кружки небольшим количеством воды. И поставил перед Фросей.
— Все, что могу. Ешь.
Она подошла к блюдцу и принялась лакать сладкую воду…
В зал ввалились полярники. Все были в приподнятом настроении.
— Живем, братцы! — уселся за стол Беляев. — Скоро на большую воду выйдем!
Матросы и кок удивленно переглянулись.
— Чего стоим-то, Тимур? — смеясь, напирал сбоку другой полярник, с мохнатой длинной бородой, как у Отто Юльевича Шмидта. — У тебя там, в холодильных камерах, поговаривают, даже шпроты имеются? Так мечи их на стол!
— Как на большую воду? — недоумевал кок. — Разве «Новороссийск» уже подошел?..
— Сами пойдем, дорогой! Власть на судне сменилась, ребята сейчас лед взрывают.
— Где взрывают?
— У носа и у кормы. Так что давай, раскулачивайся!
Кок не торопился выполнять настойчивую просьбу малознакомого человека. Полярнику пришлось отодвинуть его и самому направиться в «закрома».
— Э-э! А ну стой! — схватив его за куртку, Тимур прикрыл дверь на камбуз.
При этом где-то внизу грозно зарычала Фрося.
— Ты чего?! — не понял полярник. — Тебе же говорят: мы уходим! Отметить надо!
— Когда уйдем, тогда и шпроты!
«Отто Юльевич» оттолкнул его от двери.
— Да кто тебя спрашивает!
И тут же взвыл — рыкнув, Фрося вцепилась зубами в его ногу.
— Ах ты шавка недотопленная! — пнул он собаку, отчего та с визгом отлетела к ближайшему столику.
Такого наглого поведения на своей территории Тимур стерпеть не мог. Глаза кавказца моментально налились кровью, ладони сжались в кулаки, он с яростным криком бросился на бородача.
Завязалась потасовка.
— Стоп, мужики! Вы чего?.. — пытался разнять их Беляев. — Хватит! Остановитесь!..
Но было поздно. Долгое время натянутые, как струны, нервы не выдержали. В кают-компании загремели резко отодвигаемые стулья — из-за столиков вскакивали матросы.
— «Пингвины» наших бьют! — боевым кличем пронесся по залу чей-то крик.
Через секунду заводилу-полярника сбили с ног. Одному из матросов прилетел боковой в челюсть. Ближний столик перевернулся — к топоту ног добавился звон посуды.
Началась массовая драка.
* * *Работа у носа и кормы ледокола не прекращалась.
Остатки взорванных бочек не трогали — лишь слегка растопив лед, куски разогретого железа остывали и намертво вмерзали в лунки. Пока первая команда перегружала очередные бочки с солярой, вторая долбила рядом новые углубления.
Изумленный Долгов спустился по штормтрапу на лед, подошел к небольшой группе матросов, возглавляемой Цимбалистым.
— Ребята, вы чего творите? Последние запасы спалите! — возмущенно произнес он.
Боцман отмахнулся, а матросы и вовсе сделали вид, будто не слышат.
— Не было же приказа взрывать! — дернул доктор за рукав Цимбалистого. — Я уверен: Севченко не мог пойти на такой шаг!
Тот всплеснул руками: дескать, откуда вам знать?!
— Я знаю, потому что он был в подобной ситуации!..
Долгов приводил доводы еще с минуту, но реакции на его вразумления так и не последовало.
В эти же минуты, преодолевая коридоры и трапы, Севченко с Петровым шли на мостик. Сохраняя молчание, мрачный Валентин Григорьевич вышагивал первым. Лицо Андрея Николаевича, следовавшего вторым, было не менее озабоченным.
