Фрэнк Йерби - Гибель «Русалки»
Но было поздно, слишком поздно, и он знал это. Единственное, что немного успокаивало, – это мысль о том, что если отец действительно придет, то разгром, который он обнаружит в доме, послужит ему предостережением. Но поймет ли он, в чем дело? Не припишет ли все это какому-нибудь вороватому негру и не успокоится ли на мысли, что этот негр, будучи виновным, никогда ничего не скажет Джерри?
И мальчик понесся галопом во весь опор через темный лес, почти не различая ям и упавших деревьев, больше полагаясь на память, чем на зрение, пока не вырвался из мрака сосен на залитые лунным светом поля, поднимая Пега в воздух над изгородями, продвигаясь все ближе и ближе к дому…
Он вылетел из седла еще до того, как серый жеребец остановился; едва коснувшись земли, он уже бежал и, широко распахнув дверь, ворвался в дом, крича:
– Папа! Папа!
– Его здесь нет, – ответила Чэрити устало. – Он так и не приходил домой…
И Гай, повернувшись, помчался назад через дверь, во двор, к лошади, услышав, как мать прокричала высоким жалобным голосом: «Подожди, ты разве не хочешь ужинать?» – и, не обращая внимания на это, совершенно не думая о голоде, усталости, забыв о сыновнем почтении, вновь вскочил в седло и выехал со двора в поля, залитые великолепным лунным светом, но показавшиеся ему серыми и безрадостными. Его мучила ужасная мысль: слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно… Он уже там сейчас, а этот негр, возможно, все уже рассказал Джерри, и тот следит за хижиной… Джерри может выстрелить из засады – большой храбрости для этого не нужно, и ни один суд в штате…
– Проклятие, Пег, быстрее!
На поляне перед хижиной было очень тихо. Из разбитых окон лился розоватый свет, в камине горел огонь, скорее для освещения, чем для тепла, – ночи уже были достаточно теплыми. И он, спешившись, пересек поляну, остановился перед дверью хижины и поднял руку, чтобы постучать, но не смог, увидев их фигуры в отблесках пламени и мелькании ночных теней, соединенные в тесном объятии, и отступил назад, чувствуя глубоко внутри страшную слабость; нагота Речел показалась ему осквернением святынь, настоящим святотатством в храме его богов, и он повернулся, ослепленный слезами, и угодил прямо в руки одного из пяти или шести мужчин, сопровождавших Джеральда Фолкса в его последнем беспощадном акте мщения за поругание чести, которой он не обладал, но должен был теперь защищать, как будто она у него была.
– Держите его! – тихо сказал Джерри. – Если нужно, свяжите. Остальные – за мной!
Гай не сопротивлялся, стоя со связанными руками между двумя крупными мужчинами, прекрасно понимая, что теперь слишком поздно бороться, кричать, убегать. Слишком поздно для всего, кроме древней как мир драмы двух мужчин, направивших стволы пистолетов друг на друга, соединенных случайностью, нелепой трагикомедией своих претензий на честь, одинаково виновных в гордыне и безрассудстве.
И вот пробил час – и у Джерри вдруг обнаружилось мужество. «Завтра, – горько подумал Гай, – Миссисипи потечет вспять – от Нью-Орлеана до Цинциннати, луна взойдет на рассвете, а звезды упадут вниз».
Он видел, как люди Джеральда отошли назад, готовясь к атаке. Потом ринулись вперед – дверь проломилась внутрь, разлетевшись в щепки под пронзительные вопли Речел и громкий рев Вэса: «Кто, черт возьми…» Потом наступило долгое, показавшееся Гаю бесконечным, молчание, разорванное высоким, но достаточно спокойным голосом Джеральда Фолкса:
– Джентльмены, вы видите, что у меня есть все основания подать в Верховный суд ходатайство о разводе с этой женщиной…
– Ах ты, плюгавый ублюдок! – проревел Вэс. – Я переломаю твои чертовы…
– Ты, Вэс, – невозмутимо продолжал Джеральд, – попал в такое положение, что вряд ли можешь угрожать. Кроме того, я полагаю, у тебя есть хоть какие-то претензии на благородство. Давай обойдемся без этих пустых угроз. Я буду ждать тебя на песчаной отмели завтра на рассвете. Ты слывешь хорошим стрелком, поэтому, надеюсь, не будешь возражать против пистолетов. Право выбора за тобой, конечно, хотя я, надо сказать, поступаю великодушно. Я знаю, что ты в отличие от меня не владеешь саблей или рапирой. Ну, что ты скажешь на это?
– Я бы выбрал длинные охотничьи ножи и расстояние в три шага, – прорычал Вэс, – но ты всегда был таким изысканным, таким щеголем, что я, пожалуй, оставлю твою шкуру в целости для похорон. Пистолеты! А теперь убирайся отсюда, трусливый соглядатай, ублюдок плюгавый, дай нам одеться!
– Не беспокойся! – ухмыльнулся Джерри. – Мы вас оставим в покое до утра. Одной вашей встречей больше, одной меньше – какое это имеет значение, если завтра ты за все мне заплатишь, мой дорогой кузен! Развлекайтесь, дети мои, если сможете, я благословляю вас!
Он повернулся и вышел, а вслед за ним и остальные направились туда, где ждали их двое мужчин, стерегших Гая. При свете луны мальчик видел, что все смотрят на Джерри с удивлением, даже со сдержанным восхищением. Джеральд Фолкс держал себя хорошо, куда лучше, чем от него можно было ожидать.
«Я, наверно, застрелю этого негра», – думал Гай с горечью. В это время к нему подошел Джерри и остальные мужчины.
– Развяжите руки мальчику, – мрачно сказал Джерри, а потом обратился к Гаю: – Прости, сынок, что стал свидетелем всего этого. Но даже ты не сможешь отрицать, что справедливость на моей стороне.
Гай стоял молча, не желая отвечать.
– Тебе бы лучше пойти с нами, мальчик, – сказал один из мужчин беззлобно.
– Нет, – прошептал Гай. – Я хочу дождаться папы.
– Тебе, возможно, придется ждать очень долго, – усмехнулся мужчина.
– Вряд ли, – произнес Джеральд холодно. – Они выйдут минут через десять, мне так кажется. Есть такие дела, джентльмены, которыми можно заниматься, только если на душе спокойно. Ну что, Гай?
– Я остаюсь, – упрямо повторил Гай.
– Очень хорошо, – мягко сказал Джеральд. – И… мне жаль, что так вышло, Гай.
– Еще бы не жаль! – взорвался Гай. – Если бы вы были мужчиной, вы бы сумели удержать жену дома! А так она бегает где попало и портит жизнь людям…
– Это было моей ошибкой, – холодно сказал Джеральд, – но я был вправе поступать именно так. Спокойной ночи, Гай.
Гай и на этот раз не захотел отвечать.
Джерри был, конечно, прав. Не прошло и десяти минут, как Вэс Фолкс вышел из хижины. Речел опиралась на его руку. Она судорожно рыдала:
– Ты не должен… Вэс… не должен… не можешь… Он многие месяцы занимается стрельбой… Я видела, как он попадает в такие мишени, которых ты и разглядеть-то не сможешь…
– Папа, – сказал Гай, – могу я просить чести быть твоим секундантом?
– Гром и молния! – проревел Вэс. – Что, черт возьми, ты здесь делаешь?
