Теодор Мюгге - Пираты, каперы, корсары
Неделю спустя Сюркуф прибыл в Брест. Ему удалось провести англичан и выйти в море на “Соколе”.
Берт Эрвийяр провожал его только до Бреста. Он уступил самоотверженным настояниям своего прежнего капитана и принял командование фрегатом.
Парусный мастер Хольмерс оставался еще некоторое время в Париже у дядюшки Кардитона, пока не получил разрешения вернуться на родину. Сюркуф позаботился и о дальнейшем его безбедном житье.
В июле 1815 года звезда Наполеона окончательно закатилась. На корабле “Беллерофонт” его как пленника доставили в Англию. В Канале[17] он впервые увидел идущее им навстречу паровое судно. Обернувшись к стоящему рядом Манселону, Наполеон печально сказал:
— Выпроваживая Фултона из Тюильри, я выпустил из рук свою императорскую корону!
И на Святой Елене, покинутый всем миром и беспрестанно горько обижаемый английским губернатором Хадсоном Лоу, стоя однажды на скале и устремив взгляд на север, за море, он положил руку на плечо верному Бертрану и сказал, тяжело вздохнув:
— Да, Робер Сюркуф оказался прав. Единственным моим врагом была Англия. Этот отважный каперский капитан знал правильный путь к победе и счастью, дарованному ею. Прощай, моя милая Франция!
Фридрих Герштеккер
Джонки
Минуло несколько лет с той поры, как англичане захватили остров Гонконг у побережья Китая. Расценивая небольшой этот остров как ключ к Небесной Империи, они хотели первым делом стать твердой ногой на ближних подступах к ней, чтобы затем предоставить своим миссионерам и купцам возможность создания второго опорного пункта уже где-нибудь непосредственно на китайском берегу.
Тамошние моря кишели в те времена китайскими и малайскими пиратами, столь же опасными для чужеземцев, как и для собственных земляков. Впрочем, и до наших дней эти разбойники полностью не искоренены, а в лучшем случае лишь более или менее поприжаты, и действуют не столь нагло. На джонках — неуклюжих с виду, но тем не менее очень быстрых парусных судах — шныряют они беспрестанно взад и вперед у китайских берегов, поднимаясь даже далеко вверх по рекам, и между бесчисленных островов Ост-Индского архипелага, наводя страх на безобидные торговые суда и уклоняясь лишь от встреч с военными кораблями. Стоит им, однако, ощутить, что превосходят в чем-то противника, как они тут же показывают зубы. Даже малайские женщины, особенно с Борнео и соседних островов, и те (при большом численном перевесе, разумеется) рискуют нападать на американские военные корабли, капитаны которых не знают покоя, отбиваясь от них.
Неудивительно поэтому, что голландцы и англичане, особенно озабоченные обеспечением безопасности в этих водах, делали и делают все возможное, чтобы положить конец подобным бесчинствам и вынудить пиратов оставить их кровное ремесло. Однако сама местность там чрезвычайно благоприятствует преступникам. Тысячи островов с неисчислимыми маленькими укромными бухточками, с подводными камнями и мелями, известными лишь тем, кто там родился, не позволяют в большинстве случаев организовывать правильное и действенное преследование. Это и есть одна из причин того, что даже в самое последнее время совсем рядом с сильной европейской колонией эти пираты чуть ли не в открытую занимаются своей деятельностью, грабят, невзирая на флаги, торговые суда, а потом укрываются с добычей в каком-нибудь надежном убежище.
Голландские военные корабли с известным успехом крейсировали вокруг Бали и Борнео и между Молукками, пуская на дно пиратов, а их паровые суда вызывали панику среди неподготовленных к такому зрелищу туземных женщин; англичанам же приходилось иметь дело с китайскими пиратскими джонками на реке Кантон близ Гонконга. Кое-какие из них они расстреливали или сжигали, иной раз — даже целые флотилии, однако на смену им в еще большем количестве, словно из морской пучины, появлялись все новые и новые. Правда, в невероятном их числе были отчасти повинны и сами англичане, ибо, покровительствуя запрещенной опиумной торговле, они подтолкнули тем самым великое множество джонок на занятие этим противозаконным промыслом. Они контрабандой ввозили запретный наркотик в Китай, на обратном же пути их грабили собственные сородичи, забирая все, что они сумели добыть.
Главным образом, пиратами, как уже упоминалось, были китайцы и малайцы; однако не чурались порой этого ремесла и иные наиболее состоятельные представители торгового люда Ост-Индского архипелага — арабы, ловко прикрывавшиеся при этом своим Кораном; в отдельных случаях попадались на этом даже европейцы. С этими последними английские военные корабли церемонились меньше всего, и европейский пират, захваченный в подобной обстановке с поличным, едва ли мог рассчитывать на что-либо иное, кроме как украсить своей персоной нок реи.
Это было в ноябре 1846 года. Муссон дул в полную силу, и множество пришедших в Гонконг мелких каботажных суденышек старались отыскать стоянку у южного берега острова, где можно было бы укрыться от пронзительного ветра. Здесь собралось изрядное число джонок. На яликах они поддерживали оживленную связь с берегом, выгружали и погружали товары, частью предназначенные для южных островных групп, частью же — для контрабандной торговли в Кантоне, куда владельцы или кормчие различных суденышек, минуя все кордоны, пробирались только им одним ведомыми путями. Среди прочих там стояла одна джонка, почти не отличавшаяся от соседних, разве что бамбуковая палуба на ней была чуть почище, занавеси, прикрывающие окна каюты — чуть поновее, а циновочный парус — покрепче и более добротной выделки, чем на обычных торговых джонках. Расписано судно было так же, как и другие — те же огромные, зловещие глаза по обоим бортам у самого носа. На корме же, с истинно китайской изощренностью, искусно было вписано название — “Оранг Макан”, что по-малайски означает не что иное, как людоед.
Флага на джонке не было; в предутренний час, еще до рассвета, она тихонько проскользнула между притулившимися у берега суденышками и скромно, не нарушая ничьего покоя, бросила якорь. За весь день она ни разу не посылала лодку на берег, до самых сумерек, когда, наконец, несколько полуевропейского, полуиндийского облика личностей спустили на воду висевший за кормой ялик и отправились в нем на остров. Там они оставались до глубокой ночи, после чего столь же тихо, едва ли не тайком, снова вернулись на борт своего судна.
Гонконг — вольный порт, и ни санитарную полицию, ни пронырливых сборщиков налогов прибывающие суда, как правило, ни в малой степени не тревожат. Однако эта джонка чем-то, видимо, привлекла все же внимание английских властей, ибо в следующий полдень к ней подошел бот, в котором наряду с правительственным чиновником и китайской командой находились также двое важных сынов Небесной Империи; чиновник потребовал сперва владельца судна, а затем и его бумаги.
