Уилбур Смит - Муссон
— Девчонки такие чувствительные, — сказал Дориан Тому, когда они остались в одиночестве на орудийной палубе, и очень реалистично изобразил испускание ветров.
В следующие дни Моллимок становился все более ручным и доверчивым.
— Думаешь, он меня любит, Том? Я хотел бы, чтобы он всегда жил у меня.
Но на восьмое утро, поднявшись на мачту, они обнаружили, что птица исчезла. Дориан весь день ждал альбатроса, но тот не появился, и на закате мальчик горько заплакал.
— Какой ты еще маленький, — сказал Том и обнимал брата, пока тот не перестал всхлипывать.
На следующее после исчезновения Моллимока утро Том занял свое обычное место у переборки в каюте мастера Уэлша. Когда на уроки, как всегда с опозданием, пришли девочки, Том преодолел искушение посмотреть на Каролину. Он кипел негодованием из-за того, как она с ним обращается. Сара Битти, которая по-прежнему преклонялась перед ним, как перед героем, и постоянно делала маленькие подарки, сегодня поднесла ему бумажную розу-закладку и отдала ее в каюте при всех. Том вспыхнул от унижения, благодаря ее. А Дориан за спиной Сары поднял на руки воображаемого младенца и принялся его укачивать. Том пнул его в лодыжку и полез за книгами и грифельной доской; все это он держал под скамьей.
Когда он посмотрел на грифельную доску, то увидел, что кто-то стер с нее алгебраическое уравнение, над которым Том бился весь прошлый день. Он уже собрался отругать Дориана, на вдруг увидел, что преступник заменил его расчеты одной строчкой витиеватого почерка: «Вечером в то же время».
Том смотрел на надпись. Не узнать почерк было невозможно. У Дориана и младших девочек почерк еще детский и неровный, а Гай пишет аккуратно, без росчерков и завитушек.
Хотя он возненавидел Каролину до глубины души, ее почерк он узнал бы везде и всегда.
Неожиданно он понял, что Гай через его плечо старается прочесть надпись.
Том повернул доску так, чтобы Гай не видел написанное, и пальцем тер буквы, пока они не стали неразличимы.
Теперь он не мог не бросить взгляд в сторону Каролины.
Та, казалось, не замечает его присутствия, как всегда погруженная в книгу стихов, которую дал ей мастер Уэлш, но, должно быть, она почувствовала на себе его взгляд, потому что видное Тому ухо, которое виднелось из-под шляпки и локонов, ярко покраснело. Это было так поразительно, что Том забыл о ненависти и смотрел как зачарованный.
— Томас, вы закончили задачу, которую я задал вчера?
Услышав вопрос, Том виновато вздрогнул.
— Да, то есть нет. Я хочу сказать, почти закончил.
Остаток дня Тома обуревали самые противоречивые чувства. На миг ему даже захотелось презреть предлагаемое свидание и на следующее утро надменно рассмеяться ей в лицо. Он рассмеялся было, но все в каюте прекратили свои занятия и вопросительно посмотрели на него.
— Вы хотите поделиться с нами каким-нибудь перлом мудрости или остроумия, Томас? — саркастически спросил Уэлш.
— Нет, сэр. Я просто думал.
— То-то мне показалось, я слышу, как скрипят колеса. Не будем же прерывать столь редкое явление. Пожалуйста, продолжайте, сэр.
Весь день чувства Тома к Каролине колебались между обожанием и гневным презрением. Позже, сидя на марсе, он не замечал ничего, кроме того, что у воды цвет ее глаз — фиолетовый. Дориан показал ему водяной столб на горизонте — фонтан, выпущенный китом, — но и на него Том посмотрел без особого интереса.
В полдень, стоя рядом с отцом и производя ежедневные измерения, он вспоминал ощущение мягкой женской груди, прижатой к его лицу, и мысли его уносились далеко.
Когда отец взял его навигационную доску и прочел показания, он повернулся к Неду Тайлеру.
— Поздравляю, мистер Тайлер. За ночь вы вернули нас в северное полушарие. Пошлите наверх надежного человека. В любую минуту мы можем причалить к восточному побережью Америки.
За ужином Том не хотел есть и свой кусок соленой свинины отдал Дориану, который славился аппетитом и живо проглотил мясо, чтобы Том не успел передумать.
Когда лампы на орудийной палубе затемнили на ночь, Том лежал в своем углу за лафетом без сна и снова и снова мысленно проверял приготовления.
Ключ от порохового погреба и огниво лежали там, где он их оставил — в нише над дверью. Он ждал возможности вернуть ключ в стол отца, но пока такая возможность не представлялась.
Теперь он этому радовался. Он уже решил, что любит Каролину больше всего на свете и, не колеблясь, отдаст за нее жизнь.
В семь склянок первой вахты он поднялся с тюфяка и остановился, проверяя, не видел ли кто-нибудь, что он встал. Два его брата темными силуэтами виднелись за Аболи, который во весь рост вытянулся на палубе в тусклом свете закрытых решеткой ламп, предназначенных для ночного боя. Перешагивая через храпящих матросов, Том беспрепятственно добрался до трапа.
В каюте отца, как всегда, горел свет, и Том удивился: что заставляет отца не спать далеко за полночь? Он быстро прошел мимо, но не мог не задержаться у каюты девочек. Ему показалось, что он слышит за переборкой легкое дыхание и один раз — голос девочки, говорящей во сне, несколько неразборчивых слов. Он прошел дальше, достал ключ, вошел в пороховой погреб, зажег лампу и повесил ее на крюк.
Теперь он так волновался, что вздрагивал при каждом необычном звуке идущего корабля, шорохе крыс в трюме, скрипе свободной снасти. Сидя у двери, он смотрел на подножие трапа. На этот раз он не задремал и увидел ее босые белые ноги в то самое мгновение, когда они показались на ступеньках. Том негромко свистнул, чтобы успокоить ее.
Она остановилась и посмотрела на него. Потом стремительно преодолела последние несколько ступенек. Он побежал ей навстречу, и она кинулась в его объятия и крепко сжала.
— Я хотела извиниться за то, что ударила тебя, — прошептала она. — Все дни с тех пор я ненавидела себя за это.
Он не мог заговорить, и, не услышав в ответ ни слова, Каролина подняла лицо. В тусклом свете оно было всего лишь бледным пятном, но он наклонился, отыскивая ее рот.
В то же мгновение она придвинулась к нему, и поэтому первый его поцелуй пришелся в лоб, второй в нос, и только на третий раз их губы соединились.
Она отодвинулась первая.
— Не здесь, — прошептала она. — Кто-нибудь может прийти.
Он взял Каролину за руку и провел в пороховой погреб, и она послушно пошла за ним. Без колебаний направилась к мешочкам с порохом и потянула Тома за собой.
Рот ее был открыт для его следующего поцелуя, и он почувствовал легкое прикосновение ее языка — словно мотылек прилетел на огонь. Он втянул этот кончик в рот.
