Джеймс Купер - Приключения Мильса Веллингфорда
— В сущности, — сказала Эмилия, — мы точно могила Магомета, висящая, по преданию, между небом и землей, как мы между Индией и Америкой; неизвестно, где мы сойдем на землю. Воздух Тихого океана сделался для нас родным; до сих пор мы только и дышим им.
— Ты права, дитя мое, — проговорил отец, — но, Веллингфорд, скажите, что сделалось с капитаном Мрамором, где он теперь?
Я рассказал ему, при каких условиях Мрамор покинул нас, затем спросил, не слышал ли он чего-нибудь о шкуне и китоловном судне?
— Нет, ничего, — ответил майор, — я никогда не предполагал встретиться так скоро с «Прекрасной Эмилией», думая, что вы идете в Кантон; сам ле-Конт так говорил мне.
В тот же вечер я предоставил в распоряжение Мертонов две каюты и, не желая отставать от внимания ле-Конта, приказал подавать им кушанье отдельно, хотя большею частью они приглашали меня к себе завтракать и обедать. Майор, знающий толк в хирургии, принялся лечить мою рану в плече, а Эмилия ухаживала за мной, так что в две недели рана окончательно зажила.
Дальнейшее наше путешествие по Тихому океану при пассатных (постоянных) ветрах шло благополучно. Мы делали регулярно от ста двадцати узлов в сутки. Так как вахта была возложена на лейтенантов, я мог на свободе предаваться разговорам с майором и его дочерью, слушать ее игру на рояле или же читать вместе с Мертонами что-либо из их собственной библиотеки.
В таком милом обществе время летело незаметно. Я не могу сказать, что влюбился в Эмилию, хотя ее образ преследовал меня иногда даже во сне.
Я часто ловил себя на сравнениях, которые невольно делались мною между ею и Люси.
По красоте я отдавал предпочтение Эмилии, но когда я вспоминал Клаубонни, и особенно мое последнее пребывание там, Люси казалась мне дороже.
Через две недели нашего плавания, когда мы заговорили о ловле жемчужных устриц, я вспомнил о своем сокровище.
У нас в экипаже находился золотых дел мастер, который взялся просверлить мои жемчужины и нанизать их на нитку, поместив самую крупную в середину, а остальные — по величине. Получилось прелестное ожерелье.
Когда я показал эту драгоценность, Эмилия ахнула от восхищения, а майор взял ожерелье в руки и, внимательно осмотрев его, сказал:
— В Лондоне за него дали бы тысячу фунтов стерлингов.
— Но я его никогда не продам, разве уж если буду к тому вынужден.
— Никогда! — повторил майор, а Эмилия устремила на меня вопросительный взгляд, который я не знал, как объяснить. — Но к чему вам такое украшение?
— Я сохраню его, так как вытащил его собственными руками из морской глубины, и если я расстанусь с ожерельем, то только для того, чтобы подарить его или сестре или, если женюсь, моей жене.
Я заметил по углам губ майора едва уловимую улыбку, но я был еще очень молод и слишком американец, чтобы понять ее. Эмилия любовалась ожерельем. Я осмелился попросить ее надеть ожерелье на шею, на что она с удовольствием согласилась, слегка покраснев.
— Как тебе идет это ожерелье, Эмилия! — вскричал восхищенный отец.
На следующее утро, когда я одевался, ко мне запыхавшись, влетел Неб.
— О, мистер Мильс! Лодка! Лодка!
— Какая лодка? Уже не упал ли кто-нибудь в море?
— Лодка от китоловного судна! Бедный капитан Мрамор! Лодка!
— Не может быть!
Неб, беги скорее к вахтенному офицеру; пусть он убавит ходу: я сейчас буду сам наверху. Это было китоловное судно с лодкой; недалеко от него виднелся убитый кит.
— Кажется, они хотят говорить с нами! — сказал я Талькотту. — Это должно быть американское судно. Капитан — в лодке, он, вероятно, хочет передать нам письмо или какое-нибудь поручение.
Эмилия любовалась ожерельем…
Вдруг Талькотт закричал во весь голос:
— Урра, трижды ура, господа! Я вижу капитана Мрамора в лодке!
Тут посыпались радостные восклицания, которые должны были отозваться в сердце бедного Мрамора. Через три минуты он уже стоял на палубе. Я не мог выговорить ни слова; Мрамор тоже был очень взволнован.
— Я узнал вас, — выговорил он, наконец, со слезами на глазах, — узнал также эту проклятую «Полли», как только рассеялся туман. Прекрасно, мой мальчик! Я счастлив, как будто я сам — победитель.
Вытерев глаза, он постарался придать твердости своему голосу:
— Вам известно, друзья мои, при каких обстоятельствах я расстался с вами, и затем мы потеряли из виду друг друга; я убежден, что вы беспокоились за мою судьбу во время бури.
— Мы целый день придерживались того места, где вы покинули нас! — вскричал я.
— Да, да, командир! — заговорили в один голос все матросы. — Мы сделали все, что от нас зависело, чтобы разыскать вас.
— Знаю, знаю! Вам нечего и говорить об этом. Ну, а мне пришлось выбирать одно из двух: оставаться на китоловном судне или бросаться в море; и я доволен своим выбором: вот мы опять все вместе, хотя и на сто миль от того места, где расстались.
— И вот наше старое судно, командир. Примите его в том же виде, каким вы его покинули, — проговорил я. — Как я счастлив, имея возможность собственноручно возвратить его в ваши руки.
— Чтобы я отнял командование судном у человека, который завоевал его! Да за кого вы меня считаете! Будь я проклят, если я соглашусь на это.
— Вы удивляете меня, командир. Вы теперь взволнованы, а потому рассуждаете неправильно. Да, наконец, ваш долг, в виду интересов ваших судовладельцев, продолжать начатое вами дело.
— Вы заблуждаетесь, Мильс Веллингфорд, — твердо сказал он. — Лишь только я узнал «Кризис», мое решение было принято. При вашем начальстве их интересы выиграют гораздо более, чем при моем.
— Мне не хватает слов выразить вам, как вы меня огорчаете, командир; мы провели вместе столько времени…
— Но, мой милый мальчик, меня не было с вами при отобрании судна.
— Я исполнил только то, что вы сделали бы сами, не случись несчастья.
— Не знаю. Я много думал об этом вопросе; и мне кажется, что французы непременно разбили бы нас, если бы мы на них напали в открытом море. Ваш же образ действий оказался куда правильнее. Нет, слушайте, Мильс: вот все, что я могу сказать вам. Отправляйтесь теперь на остров, забирайте все, что вы там оставили. Оттуда вы ведь едете в Кантон?
— Да, это было мое намерение, и я рад, что, повидимому, вы одобряете его.
— Приехав туда, нагрузите шкуну всем, что вам не понадобится в Кантоне, например: медью и другими английскими товарами, которые я повезу в Нью-Йорк, пока вы будете продолжать плавание на «Кризисе», так как это право принадлежит исключительно одному вам.
Напрасно я приводил всевозможные доводы, чтобы уговорить Мрамора: его решение было непоколебимо. В тот же вечер он перешел на «Полли», приняв его под свою команду.
