Фредерик Марриет - Корабль-призрак
Порошок в бумажном пакетике, который Амина держала в руке, был темно-коричневого цвета, и его, как предписал отец, ей следовало растворить в бокале теплого вина. Старик выразил готовность подогреть вино и занимался этим на кухне. Беспокойные мысли Амины были прерваны его возвращением.
— Вот вино, дорогое дитя! — сказал старец. — Размешай в нем порошок и дай выпить мужу. Он должен выпить весь бокал. Затем укрой его, чтобы он хорошенько пропотел, по меньшей мере часов двенадцать. Спокойной ночи, дочка!
С этими словами минхер Путс удалился.
Амина высыпала порошок в стоявший на столе серебряный бокал и налила немного вина. На какое-то мгновение все подозрения в отношении отца у нее исчезли, поскольку он так участливо разговаривал с ней, как, тут надо отдать ему должное, обычно обращался с пациентами. Она осмотрела вино, но не обнаружила осадка — вино оставалось таким же прозрачным, как и раньше. Это показалось ей необычным и пробудило прежние подозрения.
«Мне это не нравится, — подумала она, — и я боюсь алчности отца. Помоги мне, Боже, я не знаю, что мне делать! Но я не дам этот напиток мужу, глинтвейн сам по себе может вызвать достаточное потовыделение».
Амина поразмыслила снова, затем отставила в сторону бокал с разведенным в нем порошком, наполнила до краев глинтвейном другой и направилась в спальню. По дороге она встретила отца, который, как она полагала, должен был уже спать.
— Так, правильно, Амина, — сказал старик. — Пусть он все выпьет. Постарайся не расплескать вино. Дай-ка лучше сюда, я сам отнесу!
Он взял из рук дочери бокал и поднялся в спальню Филиппа.
— Вот, выпейте, и вам полегчает, — проговорил минхер Путс, внешне сохраняя спокойствие, и лишь рука его дрожала так сильно, что вино расплескалось по одеялу. Амина, пристально наблюдавшая за отцом, радовалась, что порошка в этом бокале не оказалось.
Филипп приподнялся на кровати и выпил глинтвейн. Минхер Путс пожелал ему спокойной ночи и, уходя, сказал дочери:
— Не оставляй его одного, Амина, внизу я сам все сделаю.
Амина, намеревавшаяся спуститься вниз, чтобы погасить свет и запереть дверь, осталась около мужа. Она поделилась с ним своими подозрениями.
— Я надеюсь, что ты заблуждаешься, я даже убежден в этом, Амина, — отвечал Филипп. — Таким страшно злым, каким ты представляешь отца, человек просто не может быть!
— Ты не жил с ним, — возразила Амина, — и не видел того, что видела я. Ты даже не представляешь, к чему в этом мире может привести человека жажда к золоту. Я, конечно, от всего сердца желаю, чтобы оказалась не права! Но теперь ты должен уснуть, дорогой, а я побуду возле тебя. Не возражай, я знаю, что сейчас не усну. Я почитаю немного, а прилягу позднее.
Филипп не возражал и скоро погрузился в сон. Амина сидела рядом. Прошла полночь.
«Он тяжело дышит, — подумала заботливая супруга. — Но кто знает, дышал ли бы он вообще, если бы принял порошок? Уж очень большими познаниями недоброго искусства Ближнего Востока владеет отец, чтобы я не боялась его. Очень часто он готовил смертельное зелье ради тугого кошелька. Ни один другой отец не решился бы отравить мужа своей дочери, но мой сделал бы это без зазрения совести! И разве смог бы он иным путем нажить столько добра? Было карой Божьей, что потом он терял все! Филипп, конечно, болен, но это не так страшно. Нет, нет! Его время еще не пришло, поскольку его ужасная миссия еще не выполнена. Скорее бы наступало утро! Как крепко он спит. Пот тяжелыми каплями выступает на лбу. Надо укрыть его потеплее, чтобы он не простудился. Что это? Кто-то стучится в дверь. Стук может разбудить его. Наверное, пришли за отцом».
Как и предполагала Амина, минхера Путса просили оказать помощь больному.
— Он придет к вам, — сказала Амина служанке, которая пришла за врачом. — Сейчас я разбужу его.
Амина постучалась к отцу, но ответа не было. Она постучала еще раз, но отец опять не откликнулся.
«Удивительно, — подумала Амина, — так крепко отец никогда не спал».
Как же Амина была удивлена, обнаружив кровать старика пустой! Она поспешила в гостиную, где и обнаружила отца, лежащего на кушетке. Казалось, он спал крепким сном. Она окликнула его, но он не ответил.
«О, милостивый Боже, неужели он умер?» — мелькнула у нее мысль, и она осветила его лицо. Старик лежал с открытыми, но уже остекленевшими глазами и приоткрытым ртом.
Пораженная, Амина несколько минут стояла, прислонившись к стене. Голова у нее шла кругом. Наконец она пришла в себя.
«Надо проверить!» — подумала она и осмотрела бокал, в который вечером высыпала порошок. Он был пуст!
— Это Божья кара! — воскликнула она. — Увы, мертвым оказался мой отец!
Амина рассуждала логично. Испугавшись греховного и проклятого Богом деяния, минхер Путс, чтобы заглушить муки совести, решил выпить вина. Он наполнил бокал, не заметив, что в нем уже что-то налито, а выпив вино, нашел смерть, уготованную зятю.
Дрожащая Амина вышла из комнаты и поднялась к мужу, который по-прежнему крепко спал. При таком положении любая другая женщина разбудила бы своего мужа, но Амина не думала о себе. Разве могла она побеспокоить родного человека, когда он болен! Не дыша сидела она на краю кровати, погруженная в глубокие размышления, пока первые лучи восходящего солнца не проникли в окно. Тут в дверь вновь постучали. Амина спустилась вниз, но дверь не открыла.
— Минхер Путс мог бы прийти, ведь уже утро, — прозвучал снаружи голос служанки, которую снова прислали за доктором.
— Дорогая Тереза! — отвечала Амина, узнав девушку по голосу. — Моему отцу, видимо, больше требуется помощь, чем вашей хозяйке. Я боюсь, что его существование в этом мире уже заканчивается. Когда я разбудила его, он не смог даже подняться с постели — так он слаб. Я попрошу вас оказать мне любезность: зайдите к священнику Сайзену и передайте ему мою просьбу прийти к нам. Мой отец находится, я думаю, при смерти.
— Милостивый Боже, ему так плохо? — удивилась девушка. — Успокойтесь, госпожа Вандердекен! Я передам вашу просьбу.
От стука Филипп проснулся. Он чувствовал себя значительно лучше, сильная головная боль прошла. Увидев, что Амина не ложилась спать, он хотел поругать ее за это, но Амина опередила его, рассказав, что произошло.
— Оденься, Филипп, и помоги мне перенести тело отца в постель. Это надо сделать до того, как придет священник, — добавила она. — О, Боже праведный! А если бы я дала порошок тебе, Филипп? Но не будем говорить об этом! Поторопись! Священник Сайзен скоро будет здесь.
Филипп быстро оделся, и они спустились в гостиную. Яркий солнечный свет падал на худое лицо старого доктора, который лежал со скрюченными руками и вывалившимся языком.