Александр Белый - Славия. Паруса над океаном
По привычке быстро поднялся с койки, которой мне служил большой широкий рундук, даже не рундук, а сундучище, на котором свободно могли расположиться два человека. В нем хранились мои личные вещи, три металлических ящика с деньгами, а также оставшиеся десять флагов княжества.
Моя каюта считалась самой большой на судне, но все равно все свободное место здесь было чем-то занято. Стол, над ним полочки с бордюрами, чтобы ничего не падало, кресло, а под красивой резной лавкой еще два небольших рундука. В левом углу были встроены массивный шкаф и объемный глобус на напольной подставке, а в правом – кабинка с унитазом и душем. Стену напротив входной двери украшал мой личный штандарт – на двойном белом полотнище с золотой бахромой были вышиты два грифона, удерживающие синий щит с изображением двенадцатилучевого солнца, а над ним трезубая корона и боевой шлем с подшлемником и меховой оторочкой.
Как только вахтенный ударил в рынду, я был одет в шорты и завязывал шнурки мягких ботинок. А еще через минуту вышел под яркое утреннее солнце, вдохнул свежий воздух и вклинился в круговорот мальчишек-курсантов, которые во главе с Антоном наматывали по палубе круги между баком и квартердеком. Затем выполнили разученный всеми еще два года назад «советский» гимнастический комплекс, после чего самые мелкие курсанты сделали один забег по вантам на самую верхотуру, а более старшие – по три.
Мальчишки не лентяйничали, старались вовсю, да и не могли они расслабляться, дисциплина здесь была жестокая, палочная. Закончив утреннее физо, мальчишки побежали приводить себя в порядок, а я сначала с Антоном Полищуком, затем по очереди с лейтенантами Бевзой и Сокурой на протяжении еще двух склянок фехтовал тяжелыми тренировочными шпагами.
Когда даже мое сухое тело стало покрываться густыми каплями пота, а по щеке побежал щекочущий ручеек, посчитал тренировку законченной. Душ принял быстро, так как к пресной воде относились очень бережно. Когда надел штаны, ботинки и белую рубаху, ко мне пожаловали оба епископа и отец Герасим, мы столовались вместе. Правда, еда была такая же, как и у всей команды, отличалась только утренним кофе.
В дверь тихо постучали. Сначала заглянула лысая башка, а следом протиснулся и весь Фомка, который притащил поднос с кофейником, пустыми чашками, сухарями, ломтиками хамона[15] и сыра.
Моего каширского мальчишку-конюха на острове полгода гоняли на физо, заставляли работать в мастерских «старшим, куда пошлют» и вбивали в голову, а часто розгами в задницу, чтение, письмо и арифметику. Как только я появился после похода на Агадир, Фомка от всех нарядов и учеб резко закосил и стал держаться поблизости. И на «Алекто» влез, нахально расталкивая всех локтями, в качестве моего особо приближенного слуги. Первую ночь даже спать устроился у двери моей каюты, но был изловлен Полищуком, зачислен в военно-морскую школу и изгнан в курсантский кубрик.
– Господину нужен умный, толковый, смелый и сильный слуга, а не такой хитрый прохвост, как ты, – выговаривал Антон. В общем, не избежал Фомка учебного процесса, от которого уклонялся всеми правдами и неправдами.
Был он не единственным курсантом не из воинского сословия, из смердов таких имелось еще десять Антоновых родственников, но службу в школе поставили крепко, и за это их никто не шпынял. В общие наряды Фомка не ходил, у него был круглосуточный постоянный наряд: услужение князю без отрыва от учебного процесса. Однако я его не мордовал, загрузил нетяжелыми обязанностями и составил четкий график работ: подавать завтрак и ужин (обед был только у курсантов), проводить ежедневную влажную уборку в моей каюте и смотреть за чистотой одежды и обуви.
По сложившейся традиции в восемь утра я заступал на самую первую вахту, поэтому, как только склянки известили о ее начале, поднялся на квартердек и принял рапорт от дежурного вахтенного офицера, коим ныне был лейтенант Кульчицкий. Оглядел обе кильватерные колонны, идущие бейдевиндом[16] относительно направления ветра, сосчитал корабли, которых ныне осталось семнадцать, и сверил курс. Все отлично, идем так, как надо, и туда, куда надо.
Итак, сделаны первые шаги по освоению новых земель нового государства. В устье реки Оранжевой простояли пять дней. Многие спрашивали, почему она так названа, но я только пожимал плечами, не говорить же, что через сто лет в будущем голландские первооткрыватели так ее назвали в честь Оранской династии нидерландских королей. Поэтому, когда Иван предложил назвать ее по-своему, даже не возражал. Теперь на картах старое название было тщательно стерто, а вместо него красовалась надпись: «Рось».
Первый день нашего пребывания прошел чудесно и насыщенно. После торжественного молебна заработали камбузы на кораблях и стихийные кухни на суше, а народ стал разбредаться по берегу. Быстро собрал командиров, приказал оповестить весь личный состав, крестьян и мастеровых, чтобы никто поодиночке не ходил, перемещаться тут можно было только вооруженными группами, ибо зверье в этих краях злое и человеком не пуганное. Впрочем, лекцию об африканской фауне я читал для всех офицеров, казачьей старшины и сельских старост еще на Канарах. Даже показывал перерисованные компаньонами Карло Манчини изображения слонов и буйволов, жирафов, носорогов и гиппопотамов, львов, леопардов и гепардов, крокодилов, шакалов и гиен, самых различных антилоп, кабанов-бородавочников и поросят-муравьедов, страусов и дроф. И множество разных змей.
А в этом устье кроме всего прочего раскинулись огромные водно-болотные плесы и торфяники с бесчисленным множеством перелетных птиц. Прямо у воды в зарослях осоки паслись небольшие группки непуганых рыжих антилоп[17], а дальше, взглянув в окуляр подзорной трубы, километрах в шести от побережья увидел тучные стада антилоп винторогих[18], коричневого окраса, с поперечными белыми полосками на теле.
Что более всего меня удивило, так это то, что вдоль всего левого берега реки далеко в саванну уходили не только заросли кустарника, но и целые рощи лиственных деревьев. Интересно, в конце двадцатого века здесь ничего подобного не было, сплошь саванна и искусственные насаждения плодовых деревьев. Эта местность по направлению к югу так и называлась – «Путь садов». Значит, нашим строителям, которые планировали работать только с камнем, известью и глиной, уже будет легче. Да и живности такой в этих местах не было. Впрочем, не только в этих местах, за каких-то сто пятьдесят лет фауну на девяносто процентов уничтожили на территории всей Южной Африки. Носорога, буйвола или слона можно было увидеть разве что в природном национальном парке «Крюгер». Лично я их в той жизни, когда три дня провел на фото-сафари, видел именно там.
Вообще-то стрелять в африканской саванне тогда тоже довелось, но так, по мелочам, зато в этой жизни оторвусь по полной программе. Начнем прямо сейчас, цивилизация терпеть по соседству леопарда, льва или гиену ну никак не может, и этот вопрос нужно решать быстро и кардинально.
– А давайте-ка, братцы, выбьем отсюда хищников, чтобы жить не мешали. Да сотню голов антилоп возьмем. На обед.
– О! Ур-ра! – воинская братия такое мое предложение встретила азартом и довольными криками. Полторы сотни уже оклемавшихся скаковых лошадей были тут же оседланы, и Фомка, вынырнув как из-под земли, подвел ко мне чью-то пегую кобылу и передал чехол с моим винчестером.
– Иван Тимофеевич, ты с полусотней прочеши рощи и обойди стадо вдоль берега, бейте все, что похоже на кошек и собак, а мы пойдем цепью и шуганем их со стороны саванны. Только будьте осторожны, идите не спеша, лев здесь – царь зверей, не попадитесь ему на зуб.
– Не переживай. – Его короткий снисходительный взгляд говорил, мол, не учи, сынок, отца… Затем Иван поднял руку с винтовкой и выкрикнул: – Тронулись!
Лошади, утопая в свежей, молодой, сочной траве, направились к кустарникам и роще, и уже минут через двадцать стали слышны частые выстрелы. Приказав рассыпаться по фронту, пошли и мы, обходя стороной стада пасущихся антилоп и забираясь глубже в саванну.
Львиный прайд предстал перед глазами неожиданно. Выслеживая приближающуюся, ранее никогда не виданную, незнакомую по внешнему виду и по запаху странную пищу, которую они видели в наших лошадях и наездниках, хищники затаились крепко. И если бы не нетерпение одного из детенышей, который раньше времени раскрыл лежку, кое-кто из охотников мог бы пострадать. Как только львица и трое молодых львов себя обнаружили, сразу же были нашпигованы свинцом.
Гривастый глава прайда устроил засаду метрах в ста от семьи, но, услышав странные громкие хлопки и предсмертные крики львицы и молодых кошаков, резко выпрыгнул из зарослей, издал страшный утробный рык, от которого лошади присели на задние ноги, и стремительно атаковал. …Буквально во время первого прыжка получил шальную пулю в глаз, безвольной тушей рухнул наземь и кубарем покатился по траве.
