Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»
На каком же все-таки острове мы были 24 августа?
Островом Уединения была названа земля, открытая в 1878 году норвежским промышленником Иогансеном. После открытия остров посетило только одно судно — «Эклипс» (теперь «Ломоносов») под командой капитана О. Свердрупа. «Эклипс» в 1915 году был послан царским правительством на поиски пропавших экспедиций Брусилова и Русанова. С тех пор этого острова больше никто не видел. Проходил здесь «Седов» в 1930 году. Проходили в 1932 году «Сибиряков» и «Русанов» и никакой земли не нашли. Это дало основание считать, что действительное географическое положение острова не то, какое он до тех пор занимал на картах, и в этом не было ничего удивительного. Ведь Иогансен определил положение острова астрономически — лишь по долготе, да и то не очень точно. Радио тогда еще не было, и время проверялось только хронометрами. Географическая широта острова вовсе не была определена. А Свердруп вообще не смог астрономически определить местоположение острова. И неудивительно, что впоследствии, проходя в этом месте, ни одно судно не нашло «пропавшей земли».
Зато тот же «Седов» в 1930 году, направляясь к Северной Земле, наткнулся на какой-то новый остров. Он был расположен в 25 милях к юго-востоку от того места, где на картах был обозначен остров Уединения.
Туманная погода и недостаток времени не позволили задерживать судно для исследования открытого острова. И, назвав новую землю именем одного из участников плавания — островом Исаченко, «Седов», не останавливаясь, пошел на северо-восток. Он пошел к новым открытиям, которые ему неоднократно пришлось еще сделать в этом плавании. А это плавание и без того уже ознаменовалось нашумевшим открытием острова Визе, которое блестяще предсказал сам профессор Визе на основании теоретических заключений еще за несколько лет до того.
После плавания «Сибирякова» и «Русанова» в 1932 году положение «спорного» острова было взято под сомнение. Тогда предположили, [108] что остров Исаченко и есть тот самый остров, который Иогансен открыл под именем Уединения. Это отразилось на морских картах, изданных в 1933 году. У острова Уединения было поставлено примечание: «положение сомнительно», а рядом с островом Исаченко: «существование сомнительно».
После нашего посещения острова, — несмотря на его сходство в некоторых чертах с тем, как описывают его Иогансен и д-р Тржемесский (участник экспедиции Свердрупа), — об этих примечаниях на карте нам, кажется, все же нужно помнить. Помнить до тех пор, пока остров Исаченко не будет исследован. В самом деле! Если остров, посещенный челюскинцами, есть «настоящий» Уединение, то каким же образом нашел Уединение капитан Свердруп, когда он искал там Экспедицию «Русанова»? Ведь он не случайно натолкнулся на остров. Он шел туда, имея определенное задание — найти, обследовать, так как предполагалось, что экспедиция «Русанова» оставила там какие-нибудь следы. Если бы Свердруп побывал на том острове, который посетили челюскинцы, то несомненно мы узнали бы от Свердрупа, что этот остров лежит совсем не там, где отметил его Иогансен. Кроме того знака (или остатков его), который оставил Свердруп, челюскинцы не обнаружили. Скорее всего Свердруп не смог бы и найти этот остров, ибо он отстоит от «старого» Уединения на 50 миль. Вероятнее всего, что Свердруп был на острове Исаченко, расположенном всего в 25 милях от «прежнего» Уединения. То есть, другими словами, остров Исаченко и остров Уединения (Иогансен) — одна и та же земля.
Что покажет изучение острова Исаченко — это вопрос ближайшего будущего. А пока, не утверждая наших соображений в категорической форме, приходится оставить у острова Уединения прежний Знак вопроса.
Немало еще неожиданностей ожидает советских мореплавателей и исследователей в Арктике! [109]
Штурман М. Марков. Эскадра у неприступного мыса (из дневника)
Фу ты, чорт! «Седов» опять угля просит. Привязался он к нам. Не только по чистой воде, но даже во льду, за малым исключением, он шел позади нас. Бежит и теперь и по радио угля выпрашивает.
После полудня положение наше ухудшилось. Встретили на пути лед. Надо было бить ледяное поле.
Начали работать. Почти рядом работал «Седов». К нашему общему удивлению, «Седов» отстал. У нас работа протекала гораздо активнее.
К вечеру препятствия не прекращались. Вдали была видна чистая вода, а чтобы попасть в нее, надо было пройти громадное ледяное поле. К счастью, поле имело трещину в желательном для нас направлении и достаточную по ширине — 20–25 метров. «Челюскин» пошел первым, а «Седов» вторым.
Вначале шли благополучно, но затем опять надо было бить лед, так как трещина замыкалась. «Седов» хотел нас обойти стороной, но это ему не удалось. Проработав три часа, мы выбрались на чистую воду, а «Седова» зажало. [110]
Прошла миль пять по чистой воде, а потом вернулись к «Седову» для его околки. Для «Седова» — ледокола — этот случай непростителен. Но выбился изо льда он все-таки сам.
1 сентября. В три часа дня мы шли по чистой воде в густом тумане к мысу Челюскину. Тут мы увидели стоявшие на якорях суда — «Русанов», «Красин», «Сибиряков» и «Сталин». Мы подошли ближе и тоже стали на якорь. Немного позже подошел и «Седов».
Таким образом у неприступного мыса Челюскина собралась целая эскадра судов! Незадолго до нашего прихода здесь стояли еще «Правда» и «Володарский». Сейчас они уже идут в море Лаптевых. Держат курс на Лену.
За все свое существование мыс Челюскин еще не видел такого натиска на окружающее его веками ледяное царство. Мыс Челюскин, сбрось немного спеси, ты ведь не так неприступен, как кажешься!
Пролив Вилькицкого, омывающий мыс Челюскин, до 1932 года был без наблюдения. Ледокольный пароход «Русанов» в прошлом году высадил там зимовщиков. Построили станцию. Прошел год зимовки, и рассеиваются тайны пролива Вилькицкого. Идущие суда были предупреждены о состоянии пролива сводками, передаваемыми станцией.
Приятно было встретиться с «Сибиряковым». Там много хороших Знакомых — сослуживцев. В 1932 году мы вместе были в походе. Юрий Константинович Хлебников, бывший старший помощник — сейчас капитан «Сибирякова». Матвей Матвеевич — старший механик. Евгений Николаевич — радист. Андрей Евгеньевич — ревизор. Встреча была радушная.
Я приехал к сибиряковцам. Жизнь у них протекает весело, у них уютнее, чем у нас.
С «Сибирякова» я возвратился с большим чемоданом, полным теплых вещей, переданных для меня матерью. Привел с собой на «Челюскина» гостей. Танцевали в каюте под звуки нашего патефона. [111]
