Джон Данн - Знак черепа
Однако больше всего оба воздавали хвалу Эдварду Девису, последователю и продолжателю дела Джона Кука, впервые открывшего пиратам дорогу в Южные моря. Сдается мне, идея присвоить себе чужие подвиги возникла у обоих сразу, хотя Фентон первым описал знаменитое морское сражение Девиса, которое тот в течение семи дней и ночей вел с двумя испанскими фрегатами, имевшими более чем двойное превосходство в артиллерии всех калибров и четырехкратное в людях, и все-таки подбил одно и захватил в качестве приза другое судно к вящей славе британского флага, под сенью которого воевал.
Это были захватывающие истории, из тех, которые моряки собирают по крупицам, а затем вечно хранят в памяти; их рассказывают повсюду: от матросских кубриков до офицерских кают-компаний, причем рассказывают часто и каждый раз как бы заново. Они горячили кровь и заставляли сердце сильнее биться в груди, хотя я знал, что дерзость и отвага прежних пиратов, объединившихся в борьбе против Испании и Великой Инквизиции, давно с тех пор переродились в грубую наглость, а их независимость и своеобразное понятие о чести — во многочисленные пороки и бессмысленную жестокость.
Но хромой мальчик не видел ничего этого. Он впитывал в себя морские рассказы, как сухой песок пустыни впитывает воду, и, я не сомневаюсь, не раз воображал себя стоящим на квартердеке под черным флагом с черепом и перекрещенными костями — своей излюбленной эмблемой, — пока какой-нибудь резкий толчок кареты снова грубо не напоминал ему о реальности и его физических недостатках.
Наконец, мы прибыли в Плимут, где нас тепло встретили друзья сэра Ричарда, а также и некоторые мои, судившие о нынешних успехах Джаспера Пенрита в основном по качеству его одежды. Покончив со встречами и приветствиями и кое-как обосновавшись, мы торопливо принялись готовиться к путешествию, всячески стараясь ускорить отплытие обещаниями дополнительного вознаграждения для грузчиков и моряков.
«Золотая Надежда» оказалась хорошим судном, не новым, но и не очень старым, не слишком быстроходным, но и не медлительным, с прочным набором корпуса, добротными рангоутом24 и такелажем25 и с восемнадцатью орудийными портами в бортах. Она представляла собой двухсоттонную баркентину26 с низко расположенным шкафутом27 и высокой кормой, с не очень плавными, полноватыми носовыми обводами, что несколько снижало скорость и не позволяло приводить ее чересчур круто к ветру.
Мы распорядились установить на носу и на корме по длинноствольной пушке на шарнирных лафетах, что сразу же возбудило к баркентине изрядный интерес, подогреваемый значительным количеством ручного холодного и огнестрельного оружия, мушкетов, сабель, абордажных топоров и крючьев, гранат, пороха и пуль, доставленных к ней на борт.
Мы постарались распространить слух, будто «Золотая Надежда» отправляется с одним только балластом в Африку за грузом шелка и пряностей и вооружена против пиратов, которые, как известно, заполонили Мозамбикский пролив и все восточное африканское побережье, готовые в любое время и в любом месте поймать золотую рыбку в обличье безоружного торгового судна. Фентон и Пайк поклялись держать в секрете истинную цель нашего путешествия и до сих пор оставались верны своей клятве, что, к слову сказать, было не только в наших, но и в их интересах.
Воспользовавшись моими познаниями в морском деле — весьма, правда, в то время скудными, — сэр Ричард большинство из этих забот переложил на мои плечи, и я выступал в роли суперкарго28, к явному неудовольствию капитана «Золотой Надежды» который во всеуслышанье ворчал о вмешательстве не в свои дела «сухопутных моряков». На сей счет я помалкивал, оставив выяснение отношений до более благоприятных времен. Судовая команда выглядела довольно прилично, хотя у меня и возникли сомнения по поводу их бойцовских качеств, если, скажем, дело дойдет до драки. Кое-кто из матросов начал было колебаться относительно участия в экспедиции, пока сэр Ричард не намекнул на ожидающиеся премиальные, тогда некоторые потребовали выдачи аванса, но в целом это была вполне сносная команда, если ею умело руководить.
Затем начались неурядицы. Капитан Джекобс — как я и предвидел, от него-то и пошли все наши невзгоды, — смуглолицый коротышка со сросшимися на переносице бровями (что, как известно, служит печатью, отмечающей сынов Израиля), был скорее льстивым, чем вежливым, и преувеличенно услужливым, чем инициативным и деловым. Пытаясь отбросить всякие личные предубеждения, я, тем не менее, ожидал неприятностей именно из-за его бездеятельности, и таковые действительно не заставили себя ждать.
На третий день после нашего прибытия капитан Джекобс с унылой миной доложил о том, что из очередного увольнения не вернулась на борт половина наших матросов и что ему не удалось разыскать их ни в одном из портовых кабаков или питейных заведений. В довершение ко всему, отсутствующие составляли отборную часть команды во главе с боцманом, квартирмейстером, канониром, рулевыми и всеми теми, кто мало-мальски понимал толк в парусах, умел стоять на вахте и управляться со штурвалом.
Сэр Ричард находился в городе, когда Джекобс с легкой усмешкой в глазах сообщил мне эту неприятную новость. Я ничего не сказал в ответ, но чем больше размышлял над случившимся, тем сильнее во мне крепла уверенность в том, что все кем-то специально подстроено. Кстати, многие дезертиры надеялись получить на днях дополнительную плату, а отказываться от денег вовсе не входит в обычаи моряков.
Если сговор между Симпкинсом и Картером в результате нашей небольшой стычки с последним провалился, то Саймон мог попытаться решить дело иным путем. Капитан Джекобс наверняка был его человеком, да и команда, очевидно, тоже находилась на его жалованье; почему бы, скажем, «деловому партнеру» не направить к капитану гонца из Лондона с приказом, который одновременно отбросил бы нас назад, а ему позволил вырваться вперед? Больше всего подозрений у меня вызывало безразличие Джекобса. Он казался скорее удивленным и растерянным, чем встревоженным и озабоченным; к тому же он проявил абсолютную неспособность (или нежелание?) восполнить урон, понесенный, таким образом, командой «Золотой Надежды».
Я провел в порту небольшое расследование и сделал весьма любопытное открытие. В Саутгемптон с полуночным приливом отплыла каботажная шхуна, снявшись с якоря раньше запланированного срока и взяв на борт лишь половину груза гашеной извести, большая часть которой осталась на складе. Шхуна входила в число нескольких судов, зафрахтованных компанией «Харрис и Харрис». Харрис — довольно распространенное имя в Лондоне, и члены этого семейства (или клана) являются английскими евреями, живущими уже в течение многих поколений на берегах туманного Альбиона. Мне это показалось чересчур подозрительным, и я так и доложил сэру Ричарду, хоть и предвидел в ответ лишь насмешки с его стороны.
