Cecil Forester - Все по местам
– В вашей каюте не хватит места и для десятой части этого багажа, мэм, – буркнул он. Леди Барбара печально кивнула.
– Я и прежде жила в каюте, сэр. В этом сундучке все, что мне понадобится в пути. Остальное можете поставить, где хотите – до Англии.
Хорнблауэр от гнева едва не топнул ногой по палубе. Он не привык, чтоб женщины обнаруживали такую практическую сметку. Его бесило, что ее невозможно смутить. И тут она улыбнулась. Он догадался, что борьба чувств написана у него на лице, понял, что смешон, снова покраснел, повернулся на каблуках и без единого слова повел ее вниз.
Леди Барбара с чуть капризной улыбкой осмотрела капитанскую каюту, но ничего не сказала.
– На фрегате вы не увидите таких роскошеств, как на индийце, – с горечью сказал Хорнблауэр. Ему было горько, что бедность не позволила ему приобрести даже тех скромных удобств, которые доступны большинству его собратьев.
– Когда вы заговорили, я как раз подумала, – сказала леди Барбара мягко, – возмутительно, что королевские офицеры живут хуже, чем жирные торговцы. Но я должна попросить у вас еще одну вещь, которой не вижу.
– Какую же, мэм?
– Ключ для замка от двери каюты.
– Я прикажу оружейнику изготовить для вас ключ. Но у дверей днем и ночью будет стоять часовой.
Намек, который Хорнблауэр прочел в просьбе леди Барбары, вновь его разозлил. Она порочит его самого и его корабль.
– Quis custodiet ipsos custodes?[6] – сказала леди Барбара. – Не из-за себя, капитан, я прошу ключ. Я должна запирать Гебу, если не вижу ее перед глазами. Мужчины притягивают ее, как огонь – мотылька.
Маленькая негритянка при этих словах расплылась в улыбке, демонстрируя не раскаяние, а изрядную долю гордости. Она покосилась на Полвила, в молчании стоящего рядом.
– Где же тогда она будет спать? – спросил Хорнблауэр, вновь приходя в замешательство.
– На полу в моей каюте. И попомни мои слова, Геба, если однажды ночью я тебя здесь не обнаружу, так излупцую, что спать будешь на животе.
Геба все улыбалась, хотя явно знала, что ее хозяйка не грозит попусту. Что Хорнблауэра смягчило, так это легкая оговорка в речи леди Барбары – «пол» вместо палубы. Это доказывает, что, в конце концов, она все-таки слабая женщина.
– Очень хорошо, – сказал он. – Полвил, отнесите мои вещи в каюту мистера Буша. Передайте мистеру Бушу мои извинения и скажите, что ему придется разместиться в кают-компании. Проследите, чтоб у леди Барбары было все необходимое, и от моего имени попросите мистера Грея распорядиться погрузкой ее багажа в мою кладовую. Вы меня извините, леди Барбара, но я уже запаздываю с визитом к вице-королю.
Х
Боцманматы привычно дудели в дудки, морские пехотинцы взяли «на караул». Капитан «Лидии» вернулся на борт. Ступал он осторожно: только что прибывшие из Европы хорошие новости усугубили навязчивое гостеприимство вице-короля, а известие о первых случаях желтой лихорадки в Панаме – его тревогу, так что Хорнблауэр волей-неволей выпил лишний бокал. Убежденный трезвенник, он злился, что ноги его не слушаются.
Как обычно, едва ступив на палубу, он пристально огляделся. Леди Барбара сидела на стульчике с парусиновым сиденьем – кто-то уже успел смастерить. Кто-то натянул на бизань-вантах миниатюрный тент, и она сидела в тени, Геба на палубе у ее ног. Она выглядела свежей и спокойной и при виде Хорнблауэра с готовностью улыбнулась – но он отвернулся от нее. Не мог он говорить с ней, пока в голове не прояснится.
– Все наверх, с якоря сниматься и ставить паруса, – сказал он Бушу. – Мы отбываем немедленно.
Он пошел вниз и с раздражением остановился, заметив, что по привычке направился не к той каюте. Новая его каюта, откуда выселили Буша, была еще теснее прежней. Полвил ждал, чтобы помочь переодеться, и при виде его Хорнблауэр вспомнил о новых трудностях. Когда леди Барбара поднялась на борт, он был в лучшем своем сюртуке с золотым позументом и в белых бриджах, но нельзя носить их постоянно, чтобы совсем не затрепать. В будущем он вынужден будет появляться в старых штопаных сюртуках и дешевых парусиновых штанах. Она посмеется над его бедностью и убожеством.
Снимая мокрую от пота одежду, он проклинал незванную пассажирку. Тут он вспомнил еще одно неудобство. Придется ставить Полвила на страже, пока он будет мыться под помпой, чтобы леди Барбара не увидела его голым. Надо будет отдать команде соответствующие приказы, чтобы щепетильные женские взоры не оскорбил малоприкрытый вид, каким они привыкли щеголять в тропиках. Он причесался, досадуя на непокорные вьющиеся волосы и особо отметив увеличившиеся залысины на лбу.
Потом он поспешил на палубу; к счастью, обязанности по судну не позволяли ему встретиться с леди Барбарой глазами и увидеть, как она восприняла его убогий наряд. И все равно, руководя подготовкой к отплытию, он затылком чувствовал ее взгляд. Полвахты у шпиля упирались всем телом в вымбовки, а босыми ногами – в главную палубу, Гаррисон выкрикивал понукания и угрозы, подбадривая неповоротливых ударами трости. На полубаке сумасшедший скрипач Салливан, два морских пехотинца с горнами и двое барабанщиков наяривали веселенький мотив – для Хорнблауэра все мотивы были одинаковы.
Канат медленно полз внутрь, юнги со стопорами провожали его до комингса и тут же поспешно бежали назад, чтоб вновь прихватить канат и кабаляринг. Но размеренное клацанье шпиля все замедлялось и, наконец, совсем стихло.
– Навались, ублюдки! Навались! – орал Гаррисон. – Эй, на полубаке, давайте сюда. Ну, навались!
Сейчас на вымбовки налегало больше двадцати человек. Их совместные усилия заставили шпиль еще раз клацнуть.
– Навались! Разрази вас гром, навались! – Трость Гаррисона взметалась и падала на чьи-то спины.
– Навались!
По кораблю пробежала судорога, шпиль закрутился, матросы у вымбовок попадали один на другого.
– Лопнул кабаляринг, сэр, – крикнул Джерард с полубака. – Я думаю, якорь нечист, сэр.
– Тысяча чертей! – сказал Хорнблауэр про себя. Он был уверен, что женщина на парусиновом стульчике смеется над его незадачей. На глазах у всей Центральной Америки якорь застрял в грунте. Но он не оставит испанцам якорь и якорный канат.
– Замените кабаляринг малым носовым канатом, – приказал он.
Это означало, что двум десяткам матросов придется изрядно попотеть: размотать малый якорный канат и вручную протащить его от канатного ящика к шпилю. До шканцев понеслись крики и проклятия боцманматов – уорент-офицеры не менее остро, чем их капитан, сознавали, в каком недостойном положении оказался корабль. Из боязни встретиться с леди Барбарой глазами, Хорнблауэр не мог пройтись по палубе. Он стоял на месте, с досадой вытирая платком потные шею и лоб.
