Рафаэль Сабатини - Морской Ястреб. Одураченный Фортуной. Венецианская маска (сборник)
– А я уверяю вас, что это абсурд! – кипятился граф. – Я не вчера познакомился с ним. Да и британский посол, я уверен, может удостоверить его личность.
– Увы, данные наших агентов гораздо достовернее. Этот человек очень ловко заметал следы, – несомненно, он прикрывался прошлыми заслугами, чтобы втереться в доверие. Кто бы он ни был на самом деле, французскому посольству он известен под именем Камилла Лебеля, которого мы уже почти отчаялись выследить, а его деятельность позволяет выдвинуть против него очень серьезное обвинение.
– Но это нелепо, Катарин. То, что он посещал французское посольство, ничего не доказывает. Если бы он не общался с Лаллеманом, выдавая себя за французского агента, он не смог бы добыть ценную информацию, которую передавал нам. Послушайте, Ричард Уорзингтон может подтвердить, что Мелвилл прибыл в Венецию в первую очередь по заданию Уильяма Питта и его деятельность здесь была исключительно антиякобинской.
– Если бы вы когда-либо занимались тем, чем занимаемся мы, дорогой Франческо, то знали бы, что любой чего-нибудь стоящий тайный агент всегда делает вид, что работает на две стороны. Иначе он просто не может действовать.
– Ну вот! Раз вы сами это говорите и знаете, что он для нас сделал, так не достаточно ли этого, чтобы отмести все эти дурацкие подозрения?
– Это не подозрения, Франческо. Это неопровержимые факты. То, что он Лебель, мы знаем из показаний Казотто, которые не вызывают сомнений.
– Пусть так, но…
– Никакие «но» здесь не проходят. Незначительные услуги, с помощью которых этот Лебель так ловко пустил пыль вам в глаза, – это ничто по сравнению с потерями, понесенными республикой по его вине. Мы перехватили его письмо к Баррасу, в котором он информирует директора о положении дел в Венеции.
– Эта информация не представляет никакой ценности, – возразил граф.
– Сама по себе, возможно, и не представляет. Но из письма ясно, что они переписываются постоянно, и то, что он написал в других письмах, далеко не так безобидно.
– На каком основании вы это утверждаете?
– На основании того, что мы знаем о нем. Вам известен тот позорный ультиматум, из-за которого Венеция навлекла на себя бесчестье и, презрев законы гостеприимства, изгнала французского короля из Вероны. Так вот, под ним стоит подпись вашего знакомого.
Дрожащая, сжавшаяся в комочек Изотта услышала, как ее отец в ужасе вскрикнул.
А Корнер продолжал, и в его голосе, обычно таком ровном и мягком, нарастало возмущение.
– Как вы помните, из самого текста ультиматума нам стало ясно, что этот Лебель написал его по собственной инициативе, – он даже не получал на то приказа Директории. В этом случае ультиматум был бы передан нам Лаллеманом. Это говорит о глубоко укоренившемся недоброжелательстве по отношению к нам, которое ничем нельзя оправдать. Его целью было дискредитировать нас в глазах всего мира, подготовив тем самым почву для действий, замышлявшихся против нас французами. Даже если бы нельзя было поставить ему в вину ничего другого, одного этого поступка достаточно, чтобы разделаться с ним самым безжалостным образом, как всегда поступают со шпионами. – Помолчав, инквизитор добавил: – Так что сами видите, Франческо. Зная о том, что вы с симпатией относитесь к этому молодому человеку…
– Это не просто симпатия, – расстроенно прервал его граф. – Марк наш близкий друг. – В нем вспыхнуло возмущение, и он протестующе воскликнул: – Я категорически отказываюсь поверить в эту несусветную чушь!
– Я понимаю вас, – мягко ответил Корнер. – Если хотите, я распоряжусь, чтобы вас вызвали в суд в качестве свидетеля, где вы сможете высказаться в его пользу. Но вы и сами, наверное, согласитесь, что это вряд ли поможет ему.
– Нет, я далек от того, чтобы согласиться с этим, – возразил граф с вернувшейся к нему убежденностью. – Что бы он ни сделал, я абсолютно уверен, что человек, который сражался на Кибероне и при Савенэ, который подвергал себя таким опасностям ради своего сюзерена, не может быть автором этого ультиматума. И это не компрометирует его в моих глазах, а, напротив, служит доказательством того, что он не Лебель. Другим доказательством служит его настоящее имя. Он не Мелвилл, а Мельвиль, виконт де Со. Это опрокидывает все ваши нелепые построения.
Глаза Корнера раскрылись очень широко.
– Виконт де Со?! Но виконта де Со гильотинировали во Франции два или три года тому назад.
– Так все считают. Но он спасся.
– Вы в этом абсолютно уверены?
– Дорогой мой Катарин, я был знаком с ним и его матерью еще до того, как он отправился во Францию, откуда пришла весть о его казни.
– И вы говорите, что это тот же человек?
– Ну да, именно это я и говорю. Так что сами видите, Катарин. Один этот факт разбивает в пух и прах ваши домыслы.
– Напротив, – медленно проговорил Корнер. – Это служит еще одной существенной уликой против него. Вы что-нибудь слышали о виконтессе де Со?
– Ну как же. Это его мать, я хорошо знаю ее.
– Нет, я говорю не о его матери, а о живущей в Венеции даме, которую можно часто видеть в модных казино.
– Я не посещаю модных казино, – ответил граф с оттенком брезгливости.
– Говорят, что она двоюродная сестра Лаллемана, – продолжал инквизитор. – Нам известно, что она шпионка, но ее родство с послом – настоящее или фиктивное – служит ей защитой. Она утверждает, что она вдова, и не чья-либо, а именно того виконта де Со, которого казнили и который, по вашим словам, воскрес. Вы чувствуете, чем это пахнет?
– Я чувствую, что тут что-то напутано. Вы хотите сказать, что у него в Венеции есть жена?
– Я говорю, что в Венеции есть дама, которая выдает себя за вдову казненного виконта де Со. Вы вполне в состоянии, Франческо, сделать правильный вывод и без моей подсказки.
– Она самозванка! Вы же сказали, что ее заслали из Франции.
– Если она самозванка, ваш виконт де Со проявляет поразительную терпимость. Он постоянно встречается с ней. Если учесть то, что нам о ней известно, то настоящее имя этого молодого человека вряд ли снимает с него подозрения, вы не находите?
– О господи! Вы совершенно сбили меня с толку. Фантастика какая-то! Полная противоположность всему, что мне известно о Марке. Я должен поговорить с ним.
– Вот это вам вряд ли удастся. – Послышался скрип кресла. – Мне пора, Франческо, дома ждут. Я сам был потрясен, когда показания Казотто опровергли мое мнение об этом молодом человеке. Если вы захотите присутствовать на утреннем заседании суда, дайте мне знать. Я устрою это.
– Разумеется, я хочу присутствовать.
Они направились к выходу.
– М-да… Озадачил я вас. Обдумайте все, что я сказал.
