Александр Пунченок - Пассажир дальнего плавания
Однажды Кузьма перебрался на льдину и на ней благополучно достиг желанного берега, а там нашел многих своих товарищей. Этот Кузьма был очень смелым человеком и после точно так же на льдинах не раз плавал по Енисейскому заливу на свой остров и обратно.
С того времени открытый им остров начал называться «Кузькиным». Товарищи настолько уважали Кузьму, что даже остров назвали его именем. Так стали и на картах печатать.
— Ого! — воскликнул Яшка. — Наш он, архангельский. Только надо бы не «Кузькиным» называть. Кузьками мальчишек кличут.
А капитан, видно, увлекся собственным рассказом:
— Правильно! Да что Кузьма! Знаешь, сколько других твоих земляков плавало по арктическим морям гораздо раньше, в более давние времена? Какие люди, сколько проявили они мужества, выносливости и находчивости! Федот Алексеев в тысяча шестьсот сорок восьмом году вместе с Семеном Дежневым обогнули восточную оконечность Азии. Иные утверждают, будто старшим в этом походе был Семен Дежнев, но есть документы, которые говорят обратное: Федот Алексеев стоял во главе экспедиции. Как бы там ни было насчет старшинства, главное в другом. Алексеев и Дежнев сделали огромное географическое открытие. Они доказали, что Азия не соединяется с Америкой. Архангельский промышленник, друг Михаила Васильевича Ломоносова, Амос Корнилов плавал на Шпицберген пятнадцать раз, где зимовал не одну зиму. В тысяча семьсот сорок девятом году во время плавания там же, на Шпицбергене, он случайно подошел к острову Эдж и обнаружил на нем промышленника Алексея Химкова с товарищами. Эти архангельские мореходы жили на необитаемом полярном острове шесть лет и три месяца.
Яшка перестал даже вздыхать, не то чтобы вставлять замечания или выражать свои восторги. Он притих, замер, собрался весь в комочек. Вот это была история! Как мореход по имени Алексей Химков, которому до того не раз доводилось плавать на Шпицберген, в тысяча семьсот сорок третьем году снова поплыл туда.
Яшка прикинул в уме: «Ого-го! Без малого двести лет тому назад».
— Русские промышленники хотели бить зверя у западной стороны Шпицбергена, а штормом их отнесло к восточной, да еще зажало льдами. И решили они зимовать здесь. Сам Химков вместе с сыном Иваном и матросами Степаном Шараповым да Федором Веригиным отправился на остров, чтобы разыскать избу, построенную здесь когда-то другими русскими мореходами. Об этой избушке Химков знал.
Избу они нашли, переночевали в ней и утром отправились обратно на корабль. Но корабля на месте не оказалось. Ночью поднялся противоположный ветер и угнал лед вместе с кораблем.
Так и остался Алексей Химков со своими матросами на острове. А съезжая с корабля накануне, они взяли с собой имущества очень мало. Кто же думал, что придется оставаться на острове? Шли ведь на разведку, тащиться с тяжестью трудно. Было у них немного пороха, топор, маленький котел, ножик, 20 фунтов муки, огниво, трут и пузырек с табаком. С этим снаряжением они, словно робинзоны, прожили на острове шесть лет с лишком, пока их не нашел Амос Корнилов, приплывший сюда случайно. Как жили? Рассказывать надо особо. Или взять того же Федота Рахманина, с которым отправился в Енисей Кузьма. Рахманин зимовал на Шпицбергене шесть раз и двадцать шесть зим провел на Новой земле. А промышленник Иван Старостин? Он жил на Шпицбергене тридцать две зимы, и пятнадцать из них подряд. Ведь это же прямо коренные жители Шпицбергена, они не боялись самой суровой арктической природы, потому что хорошо изучили, мало того, полюбили ее. И совсем другое случалось с иноземными мореплавателями, когда их постигали беды в наших морях. Например, в последней экспедиции голландца Вильяма Баренца экипажу его корабля, затертого льдами, пришлось зимовать на Новой Земле. Экспедиция была снабжена отлично: оружием, инструментом, платьем и продуктами. Но мужество часто покидало голландцев: они голодали, болели, ссорились и, конечно, не перенесли бы второй такой зимовки.
— А нынче? — Александр Петрович подался весь к Яшке, словно дожидаясь от него ответа на этот вопрос. — Возьмем нынешнее время. Поди, слышал ты про знаменитую семью мореходов Ворониных…
Капитан развернул на столе другую карту, должно быть, собирался он начать новый рассказ, но в каюту постучали.
«Эх, досада!» — вздохнул про себя Яшка. Капитан теперь нравился ему больше всех. Ну-ка, сколько Александр Петрович знал про морские дела! Взять хотя бы профессора, тот морских птиц изучал, а капитану про всех архангельских моряков такое известно было. Люди-то поглавней птиц. Люди открывают моря, острова. Да, это был капитан так капитан!
— Что там еще? — спросил Александр Петрович.
Вошел матрос Самойленко.
— Товарищ капитан, — доложил он, — вахтенный штурман просит вас на мостик. Ох, и туман же!
Капитан поднялся.
— Час от часу не легче. Идем-ка, — кивнул он мальчику.
Яшка чуть не плакал, когда плелся следом за капитаном.
Глава тринадцатая
О туманах. — Постановка на якорь. — Вахта на полубаке[24]. — Туманные сигналы.
Туманы бывают разные.
Случаются такие, что горизонт и поверхность моря затягивается легкой занавеской, и она делает очертания всех предметов расплывчатыми и неясными. Моряки называют это «мглой». Если же горизонт и дальний берег или корабли не видны вовсе, в таких случаях говорят, что это «слабый туман». При простом же тумане можно различать предметы на расстоянии до ста сажен.
«Густой туман» — это уже несчастье. Корабль слепнет, двигаясь как бы на ощупь. Он непрерывно бросает лот[25], щупая под собой грунт и измеряя глубину моря, и, чтобы не столкнуться с другими судами, всё время дает гудки. Разумеется, в густом тумане передвигаются медленно-медленно.
Но бывают туманы, когда человек протягивает перед собой руку и не видит концов своих пальцев. Залезьте с головой в мокрую вату, и вы узнаете то, что испытывают моряки в таком тумане. Но кто полезет в мокрую вату? А от туманов никуда не денешься, особенно в Арктике, где они случаются весьма часто.
Александр Петрович, открыв дверь рубки, заявил:
— Туманчик, надо заметить.
— Туманчик, доложу я вам.
— Ну, туманище, — стал докладывать старпом, — накрыл сразу. Машину я застопорил совсем. Место наше вот, — он показал на маленький треугольник, нарисованный на карте. — Савелий Илларионович определялся перед самым туманом.
— Спасибо. — Капитан склонился над картой и позвал: — Яша, — он наклонил Яшку к карте. — Смотри сюда. Вот пролив, а вот наше место, как раз у входа в пролив. Так-то, Борис Владимирович, идите, становитесь на якорь. Якова Ивановича с собой прихватите. Правильно, пусть учится морскому делу. Да-с, товарищи, придется стоять на якоре. Ступайте.
