Герман Мелвилл - Энкантадас, или Очарованные острова
Ждать пришлось недолго. Однажды он высмотрел шлюпку, вытащенную на берег, и одинокого негра, стоявшего возле нее. В некотором отдалении от берега виднелось судно, и Оберлус мгновенно сообразил что к чему. Судно подошло к острову, чтобы запастись топливом, и матросы бродили где-то в зарослях, собирая дрова. Выбрав местечко поудобнее, Оберлус установил наблюдение. Вскоре из леса показалась беспечная компания моряков, нагруженных поленьями. Сбросив их на песок, сорванцы снова углубились в чащу, а негр принялся загружать шлюпку.
Со всей поспешностью Оберлус выскакивает на негра, который, увидев в этой дикой пустыне живое существо да такой страшной наружности, немедленно приходит в ужас и поддается панике, никак не уменьшаемой медвежьей обходительностью Оберлуса, предлагающего свою помощь. Негр остается стоять столбом, держа на плечах поленья, а Оберлус, тая на груди обрывок веревки, с приторной услужливостью принимается укладывать остальные дрова в лодку. Проделывая все это, он старается зайти негру в тыл, а тот, догадываясь в свою очередь о его намерениях, делает отчаянные попытки не терять его из виду. Оберлус настойчиво маневрирует, но наконец отказывается от бесполезной попытки осуществить свои коварные замыслы. Опасаясь оказаться застигнутым врасплох командой шлюпки, он бросается в заросли кустарника, приволакивает мушкетон и приказывает негру прекратить работу и следовать за ним. Тот отказывается наотрез. Тогда, изготовив орудие, Оберлус спускает курок. К счастью, происходит осечка, но этого оказывается достаточно для того, чтобы негр, перепуганный до смерти, получив вторичное и неумолимое приглашение бросил дрова, сдался на милость победителя и последовал за ним. Узкой тропой, известной только ему одному, Оберлус поспешно удаляется подальше от берега моря.
По дороге в горы он с ликованием объявляет пленнику, что отныне тот становится рабом и будет на него работать. Обращение же будет зависеть полностью от поведения последнего в будущем. Однако Оберлус, обманутый первой, инстинктивной трусостью черномазого, в злосчастный момент все же ослабляет бдительность. Когда оба проходят там, где тропа сильно суживается, негр — мощный малый, заметив, что хозяин зазевался, неожиданно обхватывает его руками, бросает на землю, вырывает мушкетон, связывает чудовищу руки его же веревкой, взваливает на плечи и возвращается обратно. Когда появляются остальные моряки, Оберлуса отвозят на судно, как оказалось принадлежащее английским контрабандистам, то есть посудину, порядки которой не отличаются излишним милосердием. Оберлуса жестоко высекли, затем, со связанными руками, снова отвезли на берег, вынудили показать дорогу к своему обиталищу и предъявить собственность. Все тыквы, картофель, черепахи и кучка долларов, накопленных в результате торговых операций, были захвачены на месте. Однако, пока мстительные контрабандисты были увлечены уничтожением хижины и огорода, Оберлус умудряется удрать в горы и спрятаться там в укромном уголке до отплытия судна. Затем он отваживается высунуть наружу нос и при помощи старой пилы, закрепленной в расщелине дерева, освобождает руки от стягивающих их пут.
Предаваясь раздумьям над руинами своего жилища, посреди пустынных скал и потухших вулканов этого богом забытого острова он намечает планы достойного наказания человечества, но до поры скрывает свои намерения. Суда продолжают изредка заходить в бухточку, и Оберлус умудряется кое-как снабжать их овощами.
Настороженный неудачей, которую он потерпел при похищении иностранца, Оберлус теперь действует по-другому. Когда моряки высаживаются на берег, он прикидывается закадычным другом, приглашает к себе и со всем радушием, которое только способна изобразить его свирепая рыжая физиономия, угощает их спиртным из своих запасов и предлагает располагаться как у себя дома. Да гости и не дожидаются особого приглашения; но вскоре, после того как напьются до бесчувствия, связанные по рукам и ногам, оказываются запрятанными среди камней, где и томятся до самого отплытия судна, а затем, обнаружив, что находятся в полнейшей зависимости от Оберлуса, ошеломленные происшедшей с ним переменой, дикими угрозами и напуганные внушительным мушкетоном, они поспешно соглашаются признать его власть и становятся жалкими рабами, а Оберлус — свирепейшим из тиранов. В процессе такого приобщения к новой жизни двое или трое несчастных погибают. Четырех оставшихся Оберлус приставляет к работе по взламыванию спекшейся почвы. Они перетаскивают на своих спинах землю, которую удается наскрести в сырых горных расщелинах. Он содержит их на самом скудном пропитании, угрожает оружием при малейшем непослушании — одним словом, обращает их в рептилий, пресмыкающихся у его ног, — в плебейских ужей перед ее величеством Анакондой.
В дальнейшем Оберлус ухитряется пополнить свой арсенал четырьмя ржавыми абордажными саблями и увеличить запас пороха и пуль для своего громобоя. Значительно облегчив трудовую повинность рабов, он тем самым проявляет себя как человек или, скорее всего, дьявол большого дарования, способный льстиво увещевать и принуждать других покорно соглашаться со своими намерениями, какое бы отвращение они поначалу ни вызывали у его пленников. К тому же не слишком согласовавшееся с законом прошлое пленников подготовило несчастных к различным превратностям судьбы — бродячая жизнь этих ковбоев моря растворила в них остатки человеческой совести до такой степени, что теперь их души готовы были закоснеть по подобию любого навязанного шаблона подлости. Их мужество сгнило на корню в результате жалкого существования на острове. Привыкшие раболепствовать перед господином — самым низким из рабов, они деградировали до его уровня. Он обходился с ними как с тварями, принадлежащими к низшей расе; короче говоря, он дрессирует этих четырех животных и делает из них убийц, умело обращая трусов в наемных бандитов.
Теперь неважно, что, меч или кинжал, вложенные в человеческие руки, начинает играть роль искусственных когтей либо клыков, подобных фальшивым шпорам на ногах бойцового петуха. Итак, я повторяю, Оберлус — царь острова — натаскивает на добычу своих подданных: вкладывает им в руки ржавые тесаки в целях достижения славы. Подобно любому самодержцу, теперь он становится во главе благородной армии.
Можно подумать, что далее неизбежно последует восстание рабов. Оружие в руках угнетенных? Какая неосмотрительность со стороны императора Оберлуса! Ничего страшного — у них были только тесаки, не более опасные, чем ржавые косы, он же владел огнестрельным оружием, извергающим булыжники, куски лавы и прочие осколки, способные истребить четырех мятежников одним махом, словно голубей. Кроме того, Оберлус даже не ночевал в своем привычном жилище. При свете багряных лучей заходящего солнца его можно было видеть направляющим стопы в самое сердце ущелий, чтобы укрыться там до рассвета в каком-нибудь провале, пахнущем серой и недосягаемом для остальной шайки. Вскоре, сочтя это слишком утомительным, он каждый вечер припрятывает сабли, спутывает руки и ноги рабам, вталкивает их в барак, закрывает дверь и, улегшись тут же, у порога, под грубым специально пристроенным навесом, коротает ночь, сжимая в руке верный мушкетон.
