Джеймс Купер - Блуждающая Искра
— Так я повидаюсь с дядей и скажу ему, что есть судно, готовое к отплытию, и что мы хорошо сделаем, если им воспользуемся. Не странно ли, Рауль, что он совершенно не подозревает о том, что вы стоите здесь в бухте? С каждым днем он все менее и менее замечает, что происходит около него, и я уверена, — редко вспоминает о том, что вы управляете неприятельским судном.
— Пусть он только верит мне! Ему никогда не придется разочароваться.
— Мы оба в этом не сомневаемся, Рауль. Ваш благородный поступок относительно нас, когда вы спасли нас от алжирского корсара, почти год тому назад, навсегда соединил вас с нами. Теперь нам надо условиться о месте и времени свидания, а уж я позабочусь о том, чтобы дядя был готов к отплытию.
Рауль с Джитой обсудили все необходимые подробности отъезда. Они условились встретиться за городом недалеко от кабачка Бенедетты. Когда все было решено, Джита нашла, что пора проститься. Рауль не удерживал ее, надеясь встретиться снова через час.
Оставшись один, Рауль вспомнил, что Итуэль и Филиппо были, по всей вероятности, на берегу, как они это всегда делали, так как Больт согласился служить под его командой только с условием свободно высаживаться на берег каждый раз, как они бросали якорь. И надо сказать правду, Итуэль Больт сильно злоупотреблял этим правом, пользуясь им для своих контрабандных торговых сделок. Он поражал своей ловкостью в этих делах, и Рауль, сам лично не сочувствовавший этого рода занятию, не боялся какой-нибудь неосторожности с его стороны. Однако, надо было забрать с собой этих двоих людей, иначе им приходилось оставаться на произвол судьбы. Случайно помня название кабачка, Рауль вошел туда и, действительно, застал Итуэля и Филиппо за хорошим вином Бенедетты. Тут же были Томазо и его приятели. Никому не могло показаться странным, что капитан люгера зашел сюда выпить стакан вина, а потому он сел к столу и спросил вина. Но из разговора Томазо с его приятелями Ивар понял, что насколько ему удалось пустить пыли в глаза вице-губернатору и градоначальнику, настолько здесь склонны были принять и его с его люгером, и удалившийся фрегат как раз за то, чем они были на самом деле: опытные старые моряки не дались в обман. Это открытие менее бы его тревожило, если бы не условие, заключенное сейчас с Джитой. Но он допил свое вино с самым беззаботным видом и ушел из кабачка, уводя с собою обоих товарищей.
Глава VIII
Наступила ночь, когда Рауль вышел из дома вице-губернатора, оставив Андреа Баррофальди в обществе Вито-Вити. Едва за ним затворилась дверь, как Баррофальди, польщенный признанием своей начитанности, обратился к Вито-Вити со следующими словами:
— Легко заметить, сосед Вити, что этот молодой англичанин высокого происхождения, несмотря на недостаток образования. Его наружность и манеры… Что тебе нужно?
Эти последние слова относились к слуге, который вошел в комнату с какой-то запиской.
— Там, в передней, какой-то человек пришел, просит, чтобы вы его приняли, синьор Андреа, — ответил слуга. — Он тут написал свое имя.
Вице-губернатор взял у него клочок бумажки и громко прочел: Эдвард Гриффин, офицер английского флота.
— А, этот офицер с какими-нибудь вестями с «Крыла и Крыла», друг Вити. Я рад, что вы еще не ушли, мы его вместе послушаем. Введите лейтенанта, Пиетро.
Для человека опытного достаточно было бы одного взгляда, чтобы признать пришедшего за англичанина. Это был молодой человек лет двадцати двух-трех, круглолицый, румяный и добродушный с виду, в форменном платье, со всеми характерными особенностями своего общественного положения и национальности. Он прекрасно владел итальянским языком, почему и был выбран для исполнения данного поручения. После поклона вице-губернатору, он подал ему лист пергамента.
— Если вы знаете английский язык, синьор, вы из этой бумаги увидите, что я, действительно, тот, за кого себя выдаю.
— Без сомнения, синьор лейтенант, вы принадлежите к экипажу «Крыла и Крыла» и служите под начальством сэра Смита?
Молодой человек казался крайне удивленным и даже едва удержался от смеха, так как во-время взвесил все неприличие подобного поведения.
— Я служу на судне английского короля, синьор, и оно называется «Прозерпиной»; я не понимаю, о каком «Крыле и Крыле» вы говорите, — сухо отвечал моряк. — Капитан Куф, командир того фрегата, который стоял в виду вашей гавани сегодня утром, послал меня на пришедшей сюда сейчас фелуке сообщить вам результат нашей утренней погони за люгером; но я увидел его спокойно бросившим снова якорь в вашей бухте. «Прозерпина» завтра будет здесь, чтобы захватить меня и получить сведения о люгере.
Андреа Баррофальди и Вито-Вити широко открытыми глазами смотрели друг на друга.
— И вы ничего не знаете о «Крыле и Крыле»? — с усилием произнес вице-губернатор.
— Честью заверяю вас, синьор, ничего не знаю. Это, во всяком случае, не английское судно, да и не итальянское, насколько мне известно.
Такое заверение Гриффина сильно повредило ему в мнении Баррофальди, так как подрывало авторитет вице-губернатора по части языковедения.
— Но это название люгера вашего же флота, синьор, и он в настоящее время бросил якорь в нашей бухте, — настаивал Баррофальди.
— А, понимаю! Это как раз то, что мы и предполагали. Плут обманул вас так же ловко, как провел сотню людей до вас и надует еще стольких же, если мы не изловим его сегодня ночью. Это знаменитый французский корсар, за которым теперь гонятся шесть крейсеров, в том числе и наш. Называется он «Блуждающей Искрой», а командир его, Рауль Ивар, самый смелый из всех когда-либо существовавших корсаров, хотя за ним нельзя не признать и хороших качеств и даже глубокой честности.
Слушая лейтенанта, Баррофальди отчетливо вспоминал все, что слышал в свое время о Рауле Иваре, самом отчаянном из корсаров. Слишком обидно было для его учености признать, что он был жертвою ловкого обмана со стороны морского разбойника, которому сейчас только выказывал самое дружеское расположение; а потому естественно, что он стал протестовать.
— Это, должно быть, какая-нибудь ошибка, — говорил он. — Сэр Смит — сын лорда и человек вполне достойный.
Но Гриффин твердо стоял на своем, приводя все известные ему доказательства. Тогда смущенный вице-губернатор, наполовину не разобравший длинной речи Гриффина, увлекшегося излишними подробностями, понятными одному лишь моряку, обратился к Вито-Вити.
— Что вы на это скажете, синьор Вито-Вити? Вы присутствовали при всех наших беседах с сэром Смитом.
— Я скажу, вице-губернатор, что если мы, действительно, обмануты, то самым медоточивым языком в мире. Еще вчера я бы мог всему этому поверить, но после его возвращения не сомневался, что это самый преданный нам друг.
