Джеймс Купер - Блуждающая Искра
— Пусть заявится человек более благоразумный и осмотрительный, чем бедный подеста города Порто-Феррайо, и пусть он это докажет. Я не признаю себя самым праздным и невежественным человеком во владениях великого герцога. Могут оказаться более ученые, как вы, например, ваше сиятельство, но вы не встретите человека более ревностного и преданного своему долгу.
— Я в этом не сомневаюсь, сосед Вити, — добродушно улыбнулся ему Баррофальди. — Я всегда принимал к сведению ваши советы и пользовался вашей помощью. Но желал бы я узнать что-нибудь об этом Цицероне. Признаюсь, я употребил все свое послеобеденное время сегодня на розыски в разных книгах, желая отыскать хотя бы малейший намек на это имя.
— И вы не нашли подтверждения того, что он вам сказал?
— Мало того, я не нашел даже нигде этого имени. Правда, там называют английскими Цицеронами лучших ораторов, но это только в виде похвалы, как это делают и другие нации.
— Но согласитесь сами, вице-губернатор, что было бы прямо преступлением подозревать людей, выказывающих нам такое полное доверие.
— Да, вы, пожалуй, правы, Вито-Вити; несомненно, что «Крыло и Крыло» намеревается вторично бросить якорь в нашей бухте, а на это едва ли бы решилось враждебное судно. Распорядитесь же соблюдением всех необходимых формальностей.
Толпа уже начала спускаться с горы, чтобы посмотреть, как будет люгер входить в гавань. Градоначальник поспешил встретить сэра Смита, едва только дослушал распоряжения вице-губернатора. Андреа Баррофальди счел более для себя приличным остаться там, где он был, и ожидать прихода воображаемого английского офицера. Джита также осталась наверху. Сердце ее билось от тревоги при мысли о тех опасностях, которым подвергал себя дорогой для нее человек из любви к ней, и ее нежность к нему росла.
Джита с Башни, как ее называли знавшие ее, или Джита Караччиоли (таково было ее настоящее имя), с детства осталась сиротой. Благодаря этому обстоятельству она приобрела силу характера и твердую веру в себя. Воспитывали ее тетка и дядя, удалившийся от света и весь ушедший в свою внутреннюю жизнь.
Привитая с детства правдивость не позволяла Джите одобрить уловку, прибегнув к которой, Рауль получил возможность посетить ее; но, уступая чувству чисто женской нежности, она извиняла ее. Она ужасалась при мысли о тех хитростях и той лжи, которые являлись для Рауля неизбежными спасительными ширмами; ежеминутно трепетала она, ожидая возможной вспышки, могущей повлечь за собою пролитие человеческой крови; и в то же время она была глубоко тронута самопожертвованием любимого человека ради нее.
Они были до крайности несхожи по своим убеждениям, верованиям и привязанностям, и рассудок ей давно говорил, что Рауль Ивар и Джита Караччиоли должны быть чужими друг для друга; но сердце ее шептало ей совсем другое. Настоящий случай как раз обострил эту постоянно происходившую в ней борьбу, и, оставшись на высоте, она погрузилась в глубокое раздумье. На ее глаза беспрестанно набегали слезы.
В планы Рауля вовсе не входило поместить свое судно так близко к населенному городу. Вместо того, чтобы войти в самую гавань и здесь искать защиты от всякого республиканского крейсера, он, наперекор общему ожиданию, снова бросил якорь приблизительно там же, где стоял раньше. Рауль спустился в шлюпку и подъехал налегке к пристани.
— Э, синьор капитан! — дружески приветствовал его Вито-Вити, едва только он ступил на берег. — Мы вас здесь ждем, чтобы, так сказать, принять вас в свои объятия. Славно вы провели этих санкюлотов[21]. Англичане — великая нация! Мне вице-губернатор порассказал кое-что про ваших соотечественников.
Рауль великодушно принял все комплименты, расточаемые градоначальником, снисходительно пожал ему руку, разыграв как нельзя лучше роль великого человека, с детства привыкшего к фимиаму. Как и подобало его положению, он немедленно заявил, что желает сейчас же отправиться к начальнику острова.
— Король Георг, — говорил он, идя рядом с Вито-Вити по направлению к дому вице-губернатора, — особенно настаивает на том, чтобы мы немедленно являлись к начальникам посещаемых нами мест. Еще когда я видел его в последний раз, он сказал мне: «Смит, вы нисколько не уроните своего достоинства, если будете соблюдать правила вежливости».
— Вы счастливы, имея короля с такими взглядами; и счастливы вдвойне вашей близостью к нему.
— О, что до этого, то все моряки пользуются особым его расположением, а на нас, капитанов, он прямо смотрит как на своих детей. «Заходите ко мне во дворец, дорогой Смит, — говорил он мне, — каждый раз, когда вы будете приезжать в Лондон; вы всегда во мне найдете отца». Вы, конечно, знаете, что один из его сыновей служит в морской службе? Еще недавно он был таким же капитаном, как и я.
— Ой, ой! Сын такого великого короля? Признаюсь вам, я ничего этого не знал, синьор.
— В Англии существует закон, в силу которого король обязан по крайней мере одного из своих сыновей отдавать в морскую службу.
Рауль с увлечением играл свою роль, но вследствие своей необузданной фантазии и отчаянной смелости он рисковал перейти границу вероятного и навлечь на себя неприятности. Беседа с градоначальником — круглым невеждой и поклонником всего необычайного — не могла ему грозить никакой опасностью, а подеста был счастлив, что говорит с человеком, удостоившимся личной беседы с королем. Он не мог удержаться от желания вслух высказать нахлынувшие на него мысли:
— Разве не величайшее счастье служить такому королю и даже умереть за него!
— Я еще не испытал этого последнего счастья, — невиннейшим образом отвечал Рауль. — Но как вы думаете, синьор подеста, ведь люди, жертвующие своею жизнью на военной службе, должны быть причтены к лику святых? Не правда ли?
— Это переполнило бы календари, синьор, в настоящее военное время; но я согласен с вами, если сделать исключение в пользу генералов и других высокопоставленных лиц. Таким образом, французы-республиканцы естественно лишаются этой чести.
— О, это все канальи, от первого до последнего! А скажите, синьор Вито-Вити, много позабавила город сегодняшняя гонка?
Градоначальник воспользовался этим вопросом, чтобы рассказать Раулю все перенесенные им ощущения, тревоги и восторги.
Они подошли к террасе, по которой нетерпеливо прохаживался Андреа Баррофальди.
Он встретил Рауля вежливо и без малейшей тени недоверия, но гораздо холоднее, нежели Вито-Вити.
— Я являюсь к вам, синьор вице-губернатор, — заговорил капитан люгера-корсара, — по непременному приказанию моего короля; являюсь, чтобы почтительно заявить вам о моем вторичном прибытии во вверенные вам владения, хотя мое отсутствие после первого моего визита к вам и не было столь продолжительным, как, положим, путешествие в восточную Индию.