Людмила Белаш - Дальше некуда
— Благо, не вписали фамилий Бриг и Гукер, а то пришлось бы за новоявленных иудеев отчитываться. И всех таки паспортами наделили?
— Таки всех, до единого-с!
— Бесподобно. Я вас, Скирюк, представлю к повышению в титулярные советники.
— Раз так — за будущего титулярного, за его личное дворянство!
Рюмки совокупно звякнули над полным яств столом.
— Мигель, наливай по новой!
Чернокожий бой, наряженный казачком, проворно поделил текилу по чаркам, белозубо улыбаясь до ушей.
— Лихой малец. Куда его определите, Сергей Петрович?
— Подарю арапчонка графу Бенедиктову. Он любит чёрных.
— Спорим, Ванькой назовёт? — протянул руку Дивов.
За столом недоставало только капитана Квальи, но его ждали с минуты на минуту. Вот и он явился под конвоем.
— Надеюсь, сеньор, Мариинская крепость запомнится вам как тёплый и гостеприимный угол. Присаживайтесь! Мигелито, налей капитану водки.
— Вы говорите так, сеньор комендант, словно собрались со мной расстаться. За здоровье — ваше и вашей супруги!
Разумеется, графиня Ирина Николаевна уже в день прибытия «Оказии» и «Предейтора» проведала, что, среди прочих, узником её обожаемого Серхио стал храбрый и благородный испанец. Едва в речах полковника зазвучали слова «упечь», «каторга», «рудники» и тому подобные, как Ирина Николаевна засобиралась в путь и приказала снаряжать «Св. Варвару». Отчего? Плохой сон! Приснилось, будто брат заболел.
— Я должна срочно плыть на Санта-Фе-де-Алаину! Осенью встретимся у Бенедиктова. Ты починишь бриг и приедешь ко мне.
И наконец:
— …если не станешь угнетать этого кабальеро и его несчастных моряков, я возможно останусь.
— Но, Ирина, они пираты и грабители!
— Их втянули англичане. Они — жертвы британских интриг. Или ты осознаешь это, или грузи мои вещи на «Варвару».
Поэтому во взгляде Володихина темнела память о семейной сцене. Квалья, ни сном ни духом не подозревавший о заступничестве сеньоры Аламеда, принимал эту сумрачность за русскую природную жестокость, слегка залакированную мундиром и эполетами.
— По закону я обязан выслать вас на материк, в Охотск. Оттуда вы проследуете в Верхоянский острог. Суровые места, должен вам сказать. Зимой там от мороза трескаются лиственницы, снизу доверху. С вашей горячей кровью вы в Верхоянске года не протянете. Чахотка обеспечена.
— Судьба! — воскликнул испанец. — Я готов.
— Но есть и другой выход. Квалья, переходите к нам на службу. У нас на Лотарях…
— В нашей русской Лотарингии… — не удержался Дивов.
— …большой недостаток в людях. Сами видели, берём даже русалок, но их учить надо — как топор держать, как избы строить. Умелые и опытные люди позарез нужны. Мы пришли сюда навсегда и намерены прочно закрепиться. По-моему, биография российского офицера предпочтительнее, чем безымянная могила в тайге.
— И ещё — что вы сказали о споре Льва IX с Константинопольским патриархом? что собрались предпринять по сему поводу? — лукаво взглянул Дивов. — Вливайтесь в нашу империю, капитан.
— Я должен обдумать это предложение, — хмуро ответил Квалья.
Менее всех повезло русалке по имени Анриетт. Её — как была, в бочке со спиртом — незадолго до конца навигации доставили в Охотск, оттуда по зимнику в Якутск, но несчастье подстерегло её на Байкале. Когда бочку перевозили по озеру, налетел шквал, судно опрокинулось, и Анриетт ушла на дно, не доехав до Иркутска каких-то семьдесят вёрст. На Лотарях, узнав об этом, говорили, что Нептун не захотел отдать своё чадо на растерзание учёным. Ходили толки, будто кристально чистая озёрная вода могла оживить Анриетт. Так или иначе, от неё осталось лишь научное описание Прашкевича с рисунками Скирюка, но почему-то ему никто не верил.
В Петров пост его превосходительство Константин Викентьевич получил запрос Володихина: что делать с 1247-ю вольными поселенцами, оказавшимися на Лотарях «Божьим промыслом»?
— Это саке, — была первая реакция Бенедиктова. — Плохое, вредное для рассудка саке.
Но тысяча двести с лишком душ — не шутка, даже если они с луны свалились.
— Сергей Петрович пишет, что они опытны в морских промыслах, знают ветра и течения, прекрасные пловцы и ныряльщики, — совещался наместник с заместителем. — Но вот это… «бывают под водой час и долее» — явное преувеличение. Это же не индийские факиры! И какой прок от их умения?
— Жемчужный лов, — кратко молвил заместитель. — Сбор кораллов и перламутровых раковин.
Граф решил, что надо пореже занюхивать текилу. Как-то ум туманится.
— Ну, положим… Но их так много! Сотни, двух нам хватит. Прочих расселим по Лотаревским и Переливным островам. Кстати, Володихин предлагает основать новые селения. Что там ещё?
— Представления к наградам и помилованиям. Скирюк… Дивов…
— Постойте! Дивов? Это который в Охотске выпил целый винный погреб? Иркутский генерал-губернатор писал мне, что его нельзя допускать на материк. Пометьте: «Без права выезда западнее сто шестидесятого меридиана».
— Ну и пусть! — бушевал Дивов под оконцем неказистой, но прочно сбитой избушки. — К чёрту и Камчатку, и Сибирь! Я в Америку уеду! Евдокея! Евдоша! Откройте, я вам душу распахну! Взгляните на моё страдающее сердце!
Евдокия (ex-Жанна), Наташа и Раиса припёрли дверь изнутри, поэтому Дивов пытался влезть в окошко.
— Дивов, вы пьяны! — увещевала Евдоша с акцентом. — С нами дети, им страшен ваш нетрезвый голос! Уйдите и проспитесь!
— Дети?.. что за дети, какие дети?
— Мы их учим французскому!
— С какой стати?!
— Мсье Прашкевич уверен, что у Лотарей великое будущее, и все лотаряне должны знать пять-шесть языков для участия в международной торговле.
— Ха! Учить! а письмо?.. вы по-русски как курица ножкой!
— Это невыносимо! Когда он уйдёт?
— Гоните его, гоните, — шёпотом наставлял Сашка Бирюк из-под нар, а Славка гугукал, поворачиваясь с боку на бок, отчего нары хрустели. — Э, не раздави бутылки!
— Целы, — Гончарь зубами вынул пробку, потом глотнул.
— Куда хлебать?! Оставь на посиделки-то!
— Щас его благородие вломится, тут посиделки и начнутся. На, пей, пока не ворвалось начальство.
— Ты чего там лопаешь?.. Мы для чего рыбу жарили?
— Дывов скавыт, — отвечал Гончарь с набитым ртом, — чтоб ушли, а закусон оставили. А вот фигу!
— Господи-ин Ди-иво-ов! — донеслось издалека. — К коменда-анту! Сро-очно-о!
— О небо! за что ты караешь меня?! — возопил Дивов к сопкам. — Зачем я ему понадобился именно сейчас?
— Ah, mon Dieu! — закрестилась Евдоша. — Он уходит! Казаки, вылезайте — и к столу.
