Александр Беляев - Остров Погибших Кораблей (повести)
—..Ты мало пьешь, оттого и боишься землетрясений, — услышал Адиширна отрывок фразы. — Пей больше, и ты привыкнешь к колебаниям почвы. Земля пьяна и шатается. Будем пить и мы. Раб, вина!..
Адиширна продолжал быстро идти. В густой тени лавровой рощи зазвучала веселая песня. Чей-то женский голос пел:
Атлантида тихо дремлет
В голубых лучах луны…
Как луна целует землю,
Поцелуй меня и ты!
Мужской голос отвечал:
Пусть зажгутся страстью очи!
Поцелуями, любовью,
Виноградной, сладкой кровью
Мы наполним чашу ночи!
Оба голоса слились в дуэт:
Будь что будет!
Не печалься!
Ярко светит нам луна…
Песни пой и обнимайся,
Чашу ночи пей до дна!
Раздался смех и звук поцелуя. Адиширна взошел на подъемный мост у Священного Холма.
— Кто идет? — окликнул воин.
— Адиширна, раб. Меня вызвали во дворец Шишен-Итца починить трубы в ванной комнате.
Адиширна-Гуанч, гениальный скульптор и ювелир, которые родятся один раз в тысячелетие, принужден был исполнять по требованию жрецов и царя самые различные работы, вплоть до починки водопроводов и дверных замков. Адиширну знали на Священном Холме, и он беспрепятственно переступил запретную черту.
На Холме не было такого оживления, как в самом городе. Дворцы стояли особняком, окруженные высокими стенами.
Адиширна свернул на боковую дорогу, густо обсаженную кипарисами. Кипарисы стояли сплошной стеной, и здесь было почти темно. Пахло смолистой хвоей. Впереди послышался треск песка под чьими-то сандалиями. Адиширна спрятался меж кипарисов.
Медленной походкой, напевая под нос песню, прошел один из сторожей. Когда его шаги замолкли вдали, Адиширна отправился дальше. В конце аллеи светились огни дворца.
Адиширна пробрался через чащу кипарисов и стал в обход приближаться ко дворцу. Занавесы между колоннами были закрыты. За ними слышались голоса. На площадке перед дворцом, у одной из колонн, укрывшись за кустом олеандра, стоял раб Куацром, слуга в доме жреца Шишен-Итца, и подслушивал.
Адиширна подошел к нему и тихо спросил:
— Где Акса-Гуам?
Куацром махнул на него, приложил ладонь к своему рту в знак молчания и показал на занавес.
Адиширна прислушался к голосам. Говорили жрец Шишен-Итца и его жена.
— Позор! Позор! Проклятие на твою голову! Ты родила и вскормила своей грудью змееныша! Акса, мой сын, — изменник и предатель!.. Он замышляет цареубийство. Он проводит время с рабами и подготовляет восстание… Он опозорил мое великое в истории Атлантиды имя… Я должен сейчас же донести на него царю!..
— Но, может быть, можно все исправить… Не допустить восстания. Расстроить их планы. Не спеши, молю тебя!.. Адиширна быстро отвел Куацрома в сторону:
— Донос?
— Донос.
— Слушай, Куацром… Надо во что бы то ни стало помешать Шишену-Итца… задержи его, придумай что-нибудь… мне сейчас некогда об этом думать… царь не должен знать о заговоре, понимаешь? По крайней мере, чем позже он узнает о нем, тем лучше. Где Акса-Гуам?
— Он в старых шахтах, на тайной сходке рабов.
— Ладно. Так помни же, Куацром!..
Адиширна быстро зашагал по кипарисовой аллее.
X. В СТАРЫХ ШАХТАХ
Адиширна вмешался в толпу рабов.
Акса-Гуам кончал речь.
Он говорил о тяжких страданиях рабов, об их жизни, похожей на вечную каторгу, и призывал их восстать, сбросить цепи, убить царя, захватить власть в свои руки и стать свободными, какими они и были когда-то.
Яркие лучи луны обливали людской муравейник. Полуголые рабы заполняли громадную котловину заброшенных старых шахт. Рабы облепили своими телами кучи щебня, сидели на утесах, деревьях, камнях…
Адиширна внимательно оглядел толпу и сразу почувствовал: в ней нет единства.
Одни из рабов жадно слушали Акса-Гуама, полуоткрыв рот и кивая утвердительно головами, другие стояли неподвижно и смотрели на него недоверчиво и враждебно.
— Смерть или свобода!.. — крикнул Акса-Гуам и сошел с утеса. Его место занял раб, по прозванию Злой. Он имел светлую окраску кожи. Серые глаза его смотрели насмешливо. Злая улыбка кривила рот.
— Акса-Гуам, жреческий сынок, говорил нам о наших страданиях. Спасибо ему, что он просветил нас, без него мы и не знали бы об этом! В толпе послышался смех.
— Но откуда у него вдруг появилась такая любовь к рабам? Не вместе ли с любовью к одной из наших девушек? — и он покосился на Ату, стоявшую рядом с Акса-Гуамом. — А что, — обратился он прямо к Акса-Гуаму, — если твоя любовь пройдет или Ата бросит тебя? Тогда ты воспылаешь к рабам такой же ненавистью? Вы, рабы, — продолжал он, обращаясь к толпе, — хотите стать свободными. С чего вы начинаете? С того, что выбираете себе нового царька Акса-Гуаму. А что, если он подведет нас под плети, а потом сбежит на свой Священный Холм?.. Только сами рабы могут освободить себя от рабства! Восстание — не дело влюбленных в расшитых золотом одеждах. Вот мое мнение! — И он сошел со скалы.
Толпа пришла в сильное возбуждение. Теперь толпа казалась единодушной. Но это единодушие явно было не в пользу Акса-Гуама. На него устремились тысячи враждебных глаз. Над толпой поднимались кулаки.
— Не верьте ему!..
— Он подослан жрецами! — послышались возгласы. — Гнать его вон!
На скале появился Кривой. Надсмотрщик выбил ему глаз, и с тех пор за ним утвердилось это прозвище. Кривой хитро прищурил свой единственный глаз и поводил головой из стороны в сторону, потом приложил указательный палец к кончику носа и сказал:
— Так вот…
Толпа заинтересовалась этим комическим началом и затихла.
— Злой прав. Но только он смотрит одним глазом, которым я не вижу…
— Хо-хо, — засмеялись в толпе.
— А теперь я посмотрю другим глазом, которым я вижу… Скажите мне, положа руку на сердце, верите ли вы сами в успех восстания, в то, что вы будете свободны, что вы победите легионы атлантов? Нет, не верите. И все-таки восстание будет. Почему? Потому, что нет сил больше терпеть. Потому, что нам хуже не будет: убитым — мир, живым — та же каторга. В это время приходит к нам Акса-Гуам и говорит: «Я с вами. Я помогу вам». А хоть бы и так? Лучше с нами, чем против! Что побудило его прийти — не все ли равно? Наша девушка? Верно! Но ведь девушек-то наших у них полные гаремы. Выбирай любую. А он к нам. Может, и восчувствовал горе наше? Что же выходит? Верить — не верьте ему, а гнать тоже незачем… Авось пригодится. Верно я говорю?
