Чарльз Нордхоф - Бунт на «Баунти»
Мистер Блай назначил меня старшим группы, кото рая должна была запасать пресную воду. Он выделил в наше распоряжение катер и приказал наполнять бочонки в лощине, находившейся в восточной части берега. Неподалеку от этого места наш плотник Перселл вместе со своими подручными Норманом и Макинтошем и двумя выделенными им в помощь матросами занимались заготовкой досок. Они свалили несколько высоких эвкалиптов, однако плотник, внимательно их осмотрев, объявил, что оони никуда не годятся, и велел своим людям рубить деревья другой породы — более низкие, с шершавой корой и красноватой древесиной.
Однажды утром, когда я наблюдал за наполнением бочонков, на берегу появился Блай с охотничьим ружьем под мышкой; за ним следовал мистер Нельсон. Капитан взглянул на пильщиков и внезапно остановился.
— Мистер Перселл! — хрипло позвал он.
— Да, сэр?
В некоторых отношениях плотник Перселл походил на капитана «Баунти». Не считая врача, он был самым старым на корабле и почти всю жизнь провел в море. Свою профессию он знал не хуже, чем Блай навигацию, и был таким же своевольным и гневливым, как и Блай.
— Будь я проклят, мистер Перселл! — воскликнул капитан. — Эти бревна для досок коротки. Я же велел вам выбирать деревья повыше!
— Так точно, сэр, — ответил Перселл, начиная злиться.
— В таком случае выполняйте приказание и не тратьте время понапрасну.
— Я не трачу время, сэр, — побагровев, проговорил плотник. — У высоких деревьев древесина никуда не годится — я обнаружил это, когда повалил несколько штук.
— Никуда не годится? Чушь! Мистер Нельсон, разве я не прав?
— Я ботаник, сэр, — сказал Нельсон, не желая вмешиваться в спор, — и не разбираюсь в древесине так, как плотник.
— Вот именно. А плотник разбирается, — вставил Перселл. — Доски из высоких деревьев получаются отвратительными.
Блай вышел из терпения.
— Делайте, как я вам говорю, мистер Перселл! — резко приказал он. — Я не собираюсь спорить ни с вами, ни с любым другим моим подчиненным.
— Хорошо сэр, — упрямо продолжал Перселл. — Высокие так высокие. Но я повторяю, что доски из них будут никудышные. Плотник знает свое дело не хуже, чем капитан свое.
Блай, который уже начал удаляться, резко повернулся на каблуках.
— Ну это уже слишком, гнусный старый бунтовщик! Мистер Норман, командуйте здесь вы. А вы, мистер Перселл, немедленно доложитесь лейтенанту Кристиану, чтобы он посадил вас на две недели в кандалы!
Доставить Перселла на корабль поручено было мне. Старик весь кипел от гнева; челюсти его были крепко стиснуты, кулаки сжаты так, что на предплечьях выступили жилы.
— Назвать меня гнусным бунтовщиком, — бормотал он себе под нос, — да еще посадить в кандалы за то, что я делаю свое дело! Это ему так не пройдет! Вот, доберемся до Англии… Свои права я тоже знаю!
Питались мы все так же скудно. В бухте Эдвенчер нам почти не удалось попробовать свежатинки. Мы несколько раз забрасывали невод, но поймали лишь несколько скверных рыбешек; моллюски, найденные нами в прибрежных скалах, оказались ядовитыми. В то время как мистер Блай лакомился подстреленными им утками, матросы только что не помирали с голода, офицеры тоже роптали.
Две недели, проведенные в бухте Эдвенчер, оказались невеселыми. Плотник сидел в кандалах, Фрайер и Блай едва разговаривали, так как штурман подозревал, что капитан неплохо нажился, когда закупал продовольствие для корабля, а незадолго до отплытия один из мичманов, Нэд Янг, был привязан к пушке и наказан дюжиной ударов плетью.
В тот день Янга с тремя матросами послали на маленьком катере набрать моллюсков, крабов или чего-нибудь еще свежего для наших больных, которые жили в палатке на берегу. Вернулись они лишь к вечеру, и Янг доложил, что Дик Скиннер, матрос и корабельный парикмахер, ушел в лес и не вернулся.
— Скиннер нашел дерево с дуплом, — рассказал Блаю Янг, — и так как вокруг кружили пчелы, решил, что в дупле есть мед. Он попросил у меня разрешения выкурить пчел и достать мед и сказал, что в молодости держал своих пчел и знает, как с ними обращаться. Я охотно согласился, зная, что меду вы обрадуетесь, но, когда часа через два мы вернулись к тому дереву, костер еще горел, но Скиннера нигде не было видно. Мы проискали его до сумерек, но, к сожалению, сэр, так и не нашли.
Как раз в этот день Блай вызвал к себе парикмахера и был страшно рассержен на Янга за то, что тот забрал Скиннера с собой. Теперь же, узнав, что матрос пропал, капитан просто разъярился.
— Черт бы вас побрал со всеми остальными мичманами вместе! — ревел он. — Все вы хороши! Если б вам удалось достать мед, вы бы его тут же и сожрали! Где этот чертов Скиннер, я вас спрашиваю? Немедленно забирайте с собой матросов и отправляйтесь туда, где вы его оставили. И без Скиннера не возвращайтесь!
Янг был человеком взрослым. При словах капитана он вспыхнул, однако почтительно приложил руку к шляпе и ушел. Возвратились они только на следующий день, пробыв без пищи почти сутки. Скиннер вернулся с ними; оказывается в поисках дикого меда он пошел дальше в лес и заблудился в чаще.
Пока шлюпка приближалась, Блай сердито расхаживал по квартердеку. Как и все люди, которые вынашивают свою злобу и накаляются до последнего предела, капитан готов был взорваться уже в тот момент, когда Янг ступил на палубу.
— Ступайте на корму, мистер Янг! — хрипло приказал он. — Я научу вас, как делать то, что приказано, а не шляться по лесу. Мистер Моррисон!
— Здесь, сэр!
— Привяжите мистера Янга к этой вот пушке да всыпьте-ка ему дюжину горячих!
Янг был корабельным офицером и настоящим джентльменом — гордым, бесстрашным и благородным. Во всем флоте не было случая, чтобы такого человека публично наказывали плетью. У Моррисона от удивления даже челюсть отвисла, и он принялся за дело с такой нескрываемой неохотой, что Блай угрожающе прикрикнул:
— Поживее, мистер Моррисон! Имейте в виду, я за вами присматриваю!
Я не стану рассказывать о том, как пороли Янга, после чего пороли Скиннера, у которого после двух дюжин ударов вся спина превратилась в лохмотья. С этого дня Янг изменился: он угрюмо и молча исполнял свои обязанности и стал избегать других мичманов. Много лет спустя он мне признался, что, если б события повернулись иначе, он, прибыв в Англию, ушел бы в отставку и призвал бы Блая к ответу, как мужчина мужчину.
4 сентября мы подняли якорь и с крепким северо-западным ветром покинули бухту Эдвенчер. Семь недель спустя, после ничем не примечательного перехода (если не считать вспышки цинги и постоянного голода), я впервые увидел полинезийский остров.
Я был тогда свободен от вахты и принялся перебирать вещи, которые по совету сэра Джозефа Банкса взял с собой для обмена с таитянами. У них большим спросом пользовались гвозди, напильники и рыболовные крючки; для женщин я запасся дешевенькими украшениями. На покупку всего этого 50 фунтов дала мне матушка, и еще столько же добавил сэр Джозеф, пояснив, что щедрость по отношению к туземцам оплатится сторицей. Я принял этот совет близко к сердцу и теперь, разглядывая подарки, чувствовал удовлетворение оттого, что хорошо распорядился этою сотней фунтов. Рыбную ловлю я любил с детства, поэтому накупил большое количество крючков, причем самых лучших. Сундучок мой содержал и множество других вещей: мотки медной проволоки, дешевые кольца, браслеты и бусы, напильники, ножницы, бритвы, несколько зеркалец и дюжину гравированных портретов короля Георга, которыми снабдил меня сэр Джозеф. На самом дне сундучка, подальше от любопытных взоров моих товарищей, находилась обшитая бархатом коробочка. В ней лежали браслет и ожерелье, искусно выделанные из серебра на манер матросской плетенки. Я был романтическим молодым человеком и нередко рисовал в мечтах туземную девушку, которая одарит меня своей благосклонностью.
