Сесил Скотт Форестер - Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр
— Мистер Буш пойдет домой вместе со мной, милорд. Ни один грабитель не решится на него напасть.
— Этой ночью можно не бояться грабителей, — вмешался полковник.
Он многозначительно ухмыльнулся, двое других на мгновение нахмурились, услышав такое, на их взгляд, неосторожное высказывание, но полковник указал рукой на часы, и лица их тут же прояснились.
— Наши приказы вступают в силу в четыре, милорд, — сказал Ламберт.
— А теперь полпятого. Превосходно. В этот момент вошел флаг-адъютант — он выскользнул на улицу, когда доиграли последний роббер.
— Экипаж у дверей, милорд, — сказал он.
— Спасибо. Спокойной ночи, джентльмены.
Все пошли к дверям, на улице стоял экипаж. Два адмирала, полковник и флаг-адъютант забрались в него. Хорнблауэр и Буш взглядами проводили экипаж.
— Что это за приказы, которые вступают в силу в четыре? — спросил Буш.
Небо над крышами домов начинало светлеть.
— Бог их знает, — ответил Хорнблауэр. Они шли к углу Хайбери-стрит.
— Много вы выиграли?
— Больше сорока фунтов. Что-то около сорока пяти, — ответил Хорнблауэр.
— Неплохо.
— Да. Шансы всегда со временем выравниваются. — Голос его звучал на удивление вяло. Хорнблауэр прошел несколько шагов и вдруг взорвался: — Господи, если бы это случилось на прошлой неделе! Даже вчера!
— Но почему?
— Девушка. Бедная девушка.
— О, Господи! — сказал Буш. Он совершенно забыл и про Марию, и про ее полкроны. Ему было странно, что Хорнблауэр не забыл. — Зачем тревожиться о таких пустяках?
— Не знаю, — сказал Хорнблауэр и прошел еще два шага. — Но тревожусь.
Буш не успел обдумать это странное признание: он услышал звук, заставивший его в волнении ухватить Хорнблауэра за локоть.
— Послушайте!
Впереди, на тихой улочке, слышалась тяжелая, военная поступь. Звуки приближались. Брезжащий предутренний свет отражался от медных пуговиц и белых перевязей. Это военный патруль с ружьями на плечо. Рядом шел сержант с нашивками и короткой пикой.
— Что за черт… — начал Буш.
— Стой! — скомандовал солдатам сержант, потом обратился к Хорнблауэру с Бушем. — Могу я спросить у джентльменов, кто они такие?
— Мы флотские офицеры.
В свете своего фонаря сержант сразу не разглядел. Теперь он вытянулся по стойке «смирно».
— Спасибо, сэр, — сказал он.
— Что делает ваш патруль, сержант? — спросил Буш.
— У меня приказ, сэр, — ответил сержант. — Прошу прощения, сэр. Левой — марш!
Патруль зашагал дальше, и сержант, проходя мимо, отсалютовал пикой.
— Что это значит, во имя всего святого! — дивился Буш. — Не мог же Бони неожиданно высадиться. Тогда бы все колокола звонили. Можно подумать, идет вербовка, настоящая вербовка. Но не может же этого быть!
— Смотрите! — сказал Хорнблауэр.
По улице двигался еще один отряд, но не в красных мундирах и без военной выправки. Клетчатые рубахи, синие штаны; впереди шагал мичман с белыми нашивками на воротнике и с кортиком на боку.
— Это и впрямь вербовочный отряд! — воскликнул Буш. — Посмотрите на их дубинки!
Каждый моряк держал в руке дубинку,
— Мичман! — резко сказал Хорнблауэр. — Что все это такое?
Мичман остановился, услышав командирский голос и увидев мундиры.
— Приказы, сэр, — начал он, потом, осознав, что наступает день и можно больше не таиться, тем более перед флотскими, продолжил: — Вербовочный отряд, сэр. Нам приказано завербовать всех моряков, которых мы встретим. Патруль на каждой дороге.
— Ясно. Но из-за чего вербовка?
— Не знаю, сэр. Приказ.
Наверно, он и сам больше не знал.
— Очень хорошо. Продолжайте.
— Вербовка, разрази меня гром! — воскликнул Буш. — Что-то стряслось.
— Я думаю, вы правы, — сказал Хорнблауэр.
Они свернули на Хайбери-стрит и подходили к дому миссис Мейсон.
— А вот и первые результаты, — заметил Хорнблауэр. Они остановились у входа, наблюдая, как мимо них проходит не меньше сотни людей под конвоем двух десятков моряков с дубинками, возглавляемых мичманом. Часть завербованных ошалело молчала, другие что-то громко выкрикивали — шум наверняка перебудил всю улицу, все завербованные хотя бы одну руку держали в карманах, а те, кто не жестикулировал — обе.
— Как в старые времена, — ухмыльнулся Буш. — Им перерезали пояса.
Раз пояса перерезаны, приходится держать руки в карманах, не то штаны спадут. В спадающих штанах далеко не убежишь.
— Первоклассные моряки, — сказал Буш, оценивая их профессиональным взглядом.
— Не повезло им, — заметил Хорнблауэр.
— Не повезло? — удивился Буш.
Разве быку не везет, когда он превращается в бифштекс? Или гинее, когда она переходит из рук в руки? Такова жизнь. Для торгового моряка оказаться в военном флоте столь же естественно, как поседеть, если он доживет до старости. А единственный способ его заполучить — напасть ночью, вытащить из постели, от кружки пива в таверне или из борделя, и в несколько секунд превратить из свободного человека, зарабатывающего на жизнь, как ему вздумается, в завербованного, не могущего по своей воле ступить на берег без риска быть поротым на всех кораблях флота подряд. Буш не больше сочувствовал завербованным, чем жалел сменяющийся ночью день.
Хорнблауэр по-прежнему смотрел на вербовочный отряд и на рекрутов.
— Возможно, это война, — медленно выговорил он.
— Война! — воскликнул Буш.
— Мы узнаем, когда придет почта, — сказал Хорнблауэр. — Полагаю, Парри мог бы сообщить нам, если б захотел.
— Но… война! — повторил Буш.
Толпа двигалась в сторону дока, шум затихал, и Хорнблауэр повернулся к двери, вынимая из кармана массивный ключ. Войдя в дом, они увидели на лестнице Марию с незажженной свечой в руке. Мария была в длинном пальто поверх ночной рубашки, видимо, чепец она надевала в спешке, ибо из-под него выбивались папильотки.
— Вы целы! — выдохнула она.
— Конечно, мы целы, Мария, — ответил Хорнблауэр. — Что, по-вашему, могло с нами статься?
— На улице такой шум, — сказала Мария. — Я выглянула. Это что, вербовочный отряд?
— Он самый, — ответил Буш.
— Это… это война?
— Очень может быть.
— Ох, — Мария была убита. — Ох!
— Не стоит беспокоиться, мисс Мария, — сказал Буш. — Бони не скоро сможет привести свои плоскодонные посудины в Спитхед.
— Не в этом дело, — ответила Мария. Она смотрела только на Хорнблауэра, забыв о существовании Буша.
