Джон Пристли - Затерянный остров
Коммандер резким рывком приподнялся.
— Эти статуи — самая большая из оставшихся на свете загадок, Рамсботтом. Мы думаем, что все знаем, но… — Он сипло рассмеялся. — Они ставят нас в тупик. Зачем они здесь? Кто их вытесал? Сотни исполинских статуй… Две находятся у входа в Британский музей — находились по крайней мере. А платформы, они ведь тяжелые, каменные. Чтобы их соорудить, требовались, наверное, тысячи — нет, десятки тысяч людей. На острове столько не поселишь. Нечем прокормиться. Бесплодная пустошь. Я читал. Люблю такие загадки. Мы считаем себя умными, а на самом деле ничего не знаем. Совсем ничего… — Голос его угас до шепота, коммандер обессиленно опустился на подушки.
— Ничего, ничего, потом еще поговорим, — утешил его Рамсботтом мягко. — А теперь неплохо бы вздремнуть, а?
Коммандер сердито сверкнул глазами.
— Вздремнуть? С какой стати мне спать днем? Не будьте наседкой, Рамсботтом. Мы разговаривали про остров? Дайте мне только глоток воды, если не трудно. Какой он? Вы ведь что-то повидали, пусть и без статуй? Не все же время вы торчите здесь. Это я хорош — третий или четвертый день как прибыл, а толком ничего не осмотрел. Смешно!
— Я вчера прогулялся, — сказал Уильям. — Любоваться особенно нечем, по крайней мере поблизости. Берег скалистый, повсюду лавовые отложения. А в глубине острова довольно пустынно — трава, камни, кратеры. Деревьев раз-два и обчелся, птиц мало. Довольно безрадостно.
— В точку, — подтвердил Рамсботтом. — То, что я успел увидеть — немногое, прямо скажем, — напоминает наши Пеннины, только без вереска. Овечье раздолье. Брат-близнец Затерянного, слегка одомашненный. Но в целом та же картина — торчащая из моря скала. Вот и разгадка всем вашим статуям, платформам и прочему. Когда-то здесь были низинные земли — тысяча-другая миль окрест, хорошая плодородная земля с кокосами и другим добром, как на островах, а посреди торчала эта самая гора. Потом в один прекрасный день — бултых! — и все затонуло.
— Да, в этом что-то есть, Рамсботтом. У меня похожая теория тоже возникала. Но вряд ли океанографы с ней согласятся.
— Их право. А я считаю так. В конце концов, кто знает, что случится завтра, — может, Англия уйдет под воду и придется нам заселять Сноудон и Скофел-Пайк.[10]
— Но как же… Как же… Секундочку, я забыл, что хотел сказать. Что-то важное. Вот дурень! — обругал себя коммандер. Он совершенно не умел болеть: презирая любую слабость, только тратил силы понапрасну на борьбу с ней, вместо того чтобы спокойно, без надрывов, выздоравливать. Друзья наблюдали за ним с тревогой, надеясь, что он перестанет мучить себя разговорами.
Коммандер посмотрел на обоих по очереди и осторожно облизал губы.
— Я не хочу держать вас тут целый день без дела. Идите осматривайте остров. Со мной все будет в порядке. Только попросите эту женщину — здесь ведь ходит какая-то туземка, я видел вчера? — принести мне воды. В горле сохнет. Наверное, воздух такой.
Они дали ему еще воды и ушли, сделав вид, будто отправляются на прогулку. Оставаться означало только навредить коммандеру, который непременно продолжил бы беседу. Однако уходить они не решились, устроились снаружи. Водянистое солнце мокло в тумане, ветер налетал порывами. Уильям огляделся, поражаясь необычному для Южных морей пейзажу, больше подходящему для английских холмов, в которых вдруг появилось что-то зловещее, незнакомое… Устроившись на плоском камне, друзья завели разговор вполголоса.
— Кажется, он не торопится на поправку, — начал Уильям.
— Да уж, сынок, какая там поправка… — Рамсботтом печально скривил толстую нижнюю губу, становясь похожим на гигантского младенца, который вот-вот заплачет. Он поглубже насадил очки на переносицу. — До поправки далеко. И мне совсем не нравится его сегодняшний вид.
Уильям помолчал, вглядываясь в туманную дымку.
— Но ведь он выкарабкается?
Рамсботтом покачал головой.
— Меня уже сомнения берут. По-моему, сейчас все зависит только от него, от его способности бороться. Все врачи с Харли-стрит, вместе взятые, теперь вряд ли смогут ему помочь. Так что не казнитесь насчет доктора. У нашего коммандера огромная сила воли, на ней он и держится. Но, сдается мне, в любой момент этот внутренний стержень может треснуть, и тогда счет пойдет на минуты.
Вскоре подъехал Первис на большом гнедом коне под высоким мексиканским седлом. Подозвав туземца, которому поручили вести хозяйство (звали его Ульвано и одевался он довольно экстравагантно: белая чилийская офицерская фуражка, морской китель со всеми нашивками и поношенные бриджи для верховой езды из лондонского ателье Чарльза Бейкера), он отдал ему указания, спешился и присел рядом.
— Как сегодня ваш друг?
Уильям с Рамсботтомом рассказали. Первис, помрачнев, пообещал заглянуть одним глазом, чтобы не тревожить. Вернувшись, он сообщил, что коммандер дремлет.
— Думаю, вы правы. Выглядит он гораздо хуже. И поделать, боюсь, ничего нельзя. Не нужно было его высаживать сюда изначально, однако что уж теперь…
— Самое досадное, — проговорил Рамсботтом печально, — что он бы, думаю, не возражал остаться на корабле, если бы речь шла о каком-то другом острове. Он всю жизнь мечтал посмотреть на эти самые статуи, мистер Первис. Мы не могли его отговорить, он ничего и слушать не хотел. И вот теперь он здесь, однако, может статься, бедолаге так и не доведется увидеть ваши статуи. Злая ирония судьбы — так это называется?
— Невезение, — пожал плечами Первис, очевидно, не привыкший задумываться о превратностях судьбы. — Однако опускать руки не годится. И если я чем-то могу помочь, только скажите.
Его поблагодарили, обещав обязательно обратиться.
Первис набил трубку и минуту-другую курил молча.
— Кстати, что интересного на родине? — осведомился он наконец, совершенно между прочим.
Последние новости, которыми располагали путешественники, устарели не на один месяц, да и получить их удавалось только из радиосводок на Таити. Ничего мало-мальски интересного не вспомнилось. Об Англии они теперь думали и говорили бесконечно, однако все мысли и разговоры вертелись вокруг самой страны и жизненного уклада, а не сплетен о политиках, богачах, киноактрисах и преступлениях, которые принято выдавать за новости. Но Первису они пересказали все, что всплыло в памяти.
— Знаете, мистер Первис, — признался Уильям, — я-то думал, вы первым делом спросите нас, что новенького слышно из Англии. Помню, как удивился, когда вы даже не поинтересовались. Мне казалось, вы здесь, на краю света, ждете новостей, как манны небесной.
