Генри Торо - Американская повесть. Книга 1
— А не эту ли кошку я видела, когда приезжала сюда в прошлый раз? — на ходу бросила миссис Тодд.
— Эту самую, Олмайра, — ответила ее мать. — Она мне нравится, и дело свое знает. Такого мышелова среди молодых кошечек я не видывала. Если бы не Уильям, я бы ни за что не стала держать до сих пор старую бездельницу, но он ею дорожил, за то, говорит, что у нее хвост короткий. Я-то не считаю, что кошку надо держать только потому, что у нее короткий хвост. Эта кошка ловит мышей за двоих, и ко мне относится с уважением. Настоящая помощница, умница, вот она кто, эта кошка. Я ее выбрала из пяти, которые у мисс Августы Пеннел народились; на Горелом острове, — сказала старая женщина, шагая впереди, а кошка так и путалась в ее юбках. — Августа мне и то говорит: «Вы, миссис Блекетт, взяли самую некрасивую», а я ей: «И самую шуструю». Я довольна.
— Я бы никому, кроме вас, мама, не доверила выбрать кошку, — щедро заверила ее дочь, и мы пошли дальше в мире и согласии.
Дом возник прямо перед нами на лужайке, словно большущая рука фокусника выхватила его вдруг откуда-то из-за зеленого склона. Чуть повыше его темный пихтовый лес взбирался на гребень холма и покрывал склоны острова, обращенные к морю. Маленькая ферма насилу отвоевала себе место среди леса. Сверху был виден рыбный садок и грубые навесы и запруды, протянувшиеся далеко в воду. А над ними четко выделялись на синем небе вершины пихт. На востоке шла полоса пастбищной земли, здесь же виднелась россыпь серых камней, бесчисленных овец, что испокон веку бродили и кормились на сладкой траве, которая бахромой окаймляла хребты и превращала мягкие впадины и полоски зимнего дерна в живой, растущий бархат. Кое-где между камнями сочно зеленели кусты лавра. Воздух был очень душистый, так и тянуло и самой стать гражданкой этого совершенного мирка — обиталища рыбаков.
Дом был просторный и чистый, с крышей, тяжело придавившей низкие стены. Это был один из тех домов, что как будто вцепились фундаментом в землю, ушли в нее на две трети, как айсберги. Парадная дверь была радушно отворена в ожидании гостей, а справа и слева от нее росло по высокой виноградной лозе. Наш путь лежал мимо кухонной двери, а там все весело цвело и зеленело, словно чья-то прилежная метла смела все в одну беспорядочную кучу: у крыльца был посажен портулак и лохматые мальвы подобрались так близко к двери, точно сползшиеся отовсюду назойливые бедные родственники. Я разглядела блестящие глазки двух рослых глупеньких цыплят, которые съежились среди мальв, словно их уже не раз отгоняли от двери и они опасались, что это повторится.
— Входить отсюда как-то очень уж церемонно, — сказала миссис Тодд, когда, миновав цветы, мы подошли к парадному крыльцу, но она помнила о приличиях и первой вошла в располагавшуюся по левую руку лучшую комнату.
— Что это, мама, вы ковер перевернули? — спросила она, и в голосе ее прозвучали ужас и восхищение. — Когда это вы успели? Наверно, мисс Аддикс с Белого острова побывала здесь и помогла вам?
— Нет, ее здесь не было, — отвечала старуха, гордо выпрямившись и еще больше подчеркивая важность этой минуты. — Я все сделала сама, с помощью Уильяма. У него был свободный день, и он себя не пожалел: выбил ковер на траве и перевернул, и опять постелил, а потом, уже перед самым сном, я отрезала от него и сшила в длину две полоски. Уже два года так не высыпалась, как после этого.
— Вот, что вы скажете об этой женщине, которой всего-то восемьдесят шесть? — вопросила миссис Тодд, стоя перед нами, как большая гордая статуя Победы.
А что до ее матери, она вдруг показалась мне совсем молодой: словно впереди у нее еще долгие годы и не кончается, а начинается ее осень, полная счастливого труда.
— Ну, ну, — воскликнула миссис Тодд, — я бы и сама одна с этим не справилась, честное слово.
— И уж как довольна я была, что от одной заботы избавилась, — скромно сказала миссис Блекетт, — тем более что на следующей неделе я чувствовала себя неважно. Наверное, дело в погоде.
Миссис Тодд не удержалась и обратила на меня выразительный взгляд, но с похвальным состраданием не стала выводить мораль и не связала это нездоровье с его явной причиной. В этой маленькой старомодной комнате, среди немногочисленной хорошей мебели и картин, изображающих исторические события, она выглядела еще массивнее, чем всегда. Зеленые бумажные обои в комнате были увешаны традиционными иностранными пейзажами — замки на недосягаемых вершинах, прелестные озера с крутыми лесистыми берегами. Бесценный ковер на полу покрыт ковриками домашнего плетения. На узкой каминной полке разместились пустые стеклянные лампы, пучки травы и несколько прекрасных раковин.
— В этой комнате меня венчали, — неожиданно сказала миссис Тодд, и я услышала вздох, словно она не могла сдержать сожалений, вызываемых этими воспоминаниями о счастье. — Мы стояли вон там, между окнами, — добавила она, — а священник вот здесь. Уильям не пришел. Он всегда чудил с незнакомыми людьми, как и до сих пор чудит. Я еще вот такой крошкой бегала встречать гостей, а Уильям — наоборот, убегал куда подальше.
— А в выигрыше я, — сказала миссис Блекетт бодро. — После того как ты вышла замуж и уехала с острова, Уильям был мне и за сына и за дочь. Не очень-то ему весело сидеть дома со старухой матерью, но я всегда говорю, что в выигрыше я.
Мы дружно двинулись на кухню. Лучшая комната была слишком тесно связана со всякими серьезными событиями, а кроме того, занавески были опущены, и в комнату не проникал летний свет и воздух. В прежние дни это было данью светским прихотям — обставить комнату как положено, хотя и на далеком острове и даже без близких соседей. В некоторые месяцы дневные визиты и вечерние сборища были наперечет, но миссис Блекетт была не из тех, кто живет только для себя, и давно перешагнула черту, отделяющую просто заботу о себе от благородной толики заботы об общественных приличиях. Среди ее соседей были такие, что не потрудились обставить лучшую в доме комнату, но она-то знала, что такое гостиная.
— Да проходите сюда, в старую кухню, для меня вы не чужие, — любезно пригласила она нас после того, как был окончен официальный прием в комнате, выделенной для церемоний. — Олмайра, скорей всего, отправится к своим травам, как только придумает хороший предлог. Сейчас жарко, вы посидите немного, пока не отдохнете, а после обеда начнется морской бриз, тогда можете отправляться гулять и любоваться видом с большого хребта. Олмайра захочет вам все-все показать. А потом напою вас чаем, без этого домой не отпущу. Дни сейчас долгие.
Пока мы беседовали в лучшей комнате, отборная рыба таинственным образом прибыла с берега и лежала теперь, вычищенная, готовая, в глиняной миске на столе.
