Вильям Энсворт - Заговор королевы
— И вы поступаете благоразумно, герцог, — отвечал король с насмешливой улыбкой. — Мне незачем вам напоминать, что это уже не первая измена Анжу, которую я открываю. Излишне было бы говорить вам о восстании, которое должно было вспыхнуть при моем возвращении из Польши, о засадах на дороге, о подкупленных убийцах. Не стоит также говорить об аресте моего брата, казни ла Моля и Коконаса, о моей дурно понятой снисходительности. Екатерина Медичи в то время заботилась о моей безопасности так же усердно, как теперь старается погубить меня. Теперь она сама готовит заговор, который в свое время так быстро подавила. Отчего Анжу не уступил зову своего мрачного сердца и не задушил ее в то время, когда она обнимала его в Венсенской тюрьме!
— Государь! Волнение заводит вас слишком далеко! Екатерина Медичи все-таки ваша мать, и ей вы обязаны вашей короной.
— Да, монсеньор, и я мог бы быть обязан ей отречением и лишением трона, если бы она позволила мне провести остаток дней моих в каком-нибудь монастыре. Не думаете ли вы, что я не знаю, чья рука держала до сих пор бразды правления, чей голос звучал в моих законах, чья политика влияла на мои действия? Неужели вы думаете, что, когда Екатерина надела на меня корону, я поверил, что она на самом деле дает мне власть? Если вы так думаете, то вам пора разувериться. Я ей обязан многим, но она мне обязана еще большим. Я ей обязан именем короля, она мне — королевской властью. Если я предпочел жизнь, полную удовольствий и покоя (покоя, насколько это возможно для короля), заботам и ответственности действительного управления, если я старался только рассеять мою скуку, если погоня за удовольствиями в обществе фаворитов и любовниц слишком сильно увлекала меня, то на это может жаловаться народ, но не Екатерина Медичи, потому что эта жизнь соответствовала ее планам. Я все подчинил ее воле. И теперь, когда я вдруг пробудился от этого беззаботного сна, когда я увидел, что защищавшая меня рука стала мне враждебной, что у меня хотят вырвать силой то, что я уступал добровольно, когда меня хотят лишить даже подобия власти, — что же тут удивительного, что я вздрагиваю, как человек, мечты которого грубо попраны, и что я готовлюсь, изгнав из сердца все чувства, кроме справедливости, обрушить мою месть на головы врагов?
— Успокойтесь, государь!
— О! Я достаточно спокоен, как вы сейчас это поймете, герцог. Я простил моему брату его первую измену, я возвратил ему мою дружбу, я отдал ему герцогства Берри и Анжу, графства Турень и Мен, я отказал ему только в назначении его наместником королевства. Я имел на это причины, я берег этот пост для человека испытанной верности, например герцога Неверского.
— Государь, — отвечал в смущении герцог, не понимавший истинного значения слов Генриха и опасавшийся западни, — я уже получил многочисленные доказательства вашего расположения.
— Ба! — вскричал король с явной иронией. — Я до сих пор недостаточно ценил ваши услуги и вашу верность, кузен. Я думал, что, возведя вас на ту высоту, на которой вы теперь находитесь, доверив вам командование моей Пьемонтской армией, назначив вас губернатором Пиньероля, Савильяна и Ла-Пероза, наградив вас орденом Святого Духа, я немного отплатил за ваше усердие и преданность. Но теперь я вижу мою ошибку. Я жду от вас большей услуги, но и награда будет большая.
— Услуга… я могу ее угадать, — сказал герцог после недолгого молчания. — Награда?..
— Пост, в котором я отказал Анжу. Мой отказ привел его к измене. Моя милость сделает вас преданным.
— Государь.
— Ваше назначение будет подписано завтра.
— Я предпочел бы сегодня, — заметил герцог многозначительным тоном. — Завтра, может быть, это будет уже вне власти вашего величества.
— А! Значит, опасность так близка? — вскричал Генрих, вздрогнув от ужаса. — Пресвятая Дева Мария, защити меня!
— Умоляю вас, будьте хладнокровны, — прошептал герцог. — Вы окружены шпионами Екатерины Медичи, которые ловят малейшее ваше слово или жест. Делайте вид, что вы меня все еще подозреваете, теперь и за мной будут наблюдать. Вы на краю пропасти. Только моя рука может удержать вас.
— Как могу я доказать вам мою благодарность! — сказал Генрих, тщетно стараясь победить волнение.
— Исполнить ваше обещание, государь.
— О! Не сомневайтесь в этом! Не сомневайтесь, кузен! Ваше назначение будет подписано, как только я вернусь в Лувр. Клянусь вам Святым Людовиком, моим патроном. Успокойте же меня теперь, вы меня подвергаете пытке.
— Ваше величество, позвольте мне ничего больше не говорить теперь, — отвечал уклончиво герцог. — Я сказал уже слишком много. Дальнейшие объяснения лучше будет дать в вашем кабинете. Я не смею говорить здесь. А пока не мучайтесь, государь, я отвечаю за вашу безопасность.
Генрих бросил на хитрого итальянца раздраженный и подозрительный взгляд.
— Кто мне поручится за вас, герцог? — сказал он.
— Сан-Франциско, мой патрон, — отвечал, улыбаясь, герцог.
— Где принц Винченцо? — спросил Генрих.
— Он перенесен в мой отель. Дай Бог, чтобы его рана не была опасна!
— Хорошо, — сказал Генрих. — А теперь берегитесь, герцог. Завтра вы — главнокомандующий нашими армиями, или, — прибавил он тихим, но решительным голосом, — герцог Мантуйский будет оплакивать сына и брата.
— Как вам угодно, государь, — отвечал герцог с притворным равнодушием. — Я вас предупредил, и мои слова сбудутся, если вы ими пренебрежете. Возбудите подозрительность Екатерины — и все потеряно. Ее партия сильнее вашей. Но я вижу, что ее величество оставили галерею, она обратила внимание на наш разговор и теперь спешит направить шпиона. Надо прекратить разговор. Простите меня, государь. Опасность нарушает этикет.
— Это и наше мнение, — сказал Генрих.
— Позвольте мне руководить вами, государь, — продолжал герцог, — и корона будет закреплена на вашей голове без кровопролития. Я организую заговор против заговора, направлю хитрость против хитрости, и обращу оружие ваших противников против них самих. Только одна жизнь будет принесена в жертву.
— Жизнь нашего брата? — прошептал Генрих.
— Нет, государь, жизнь вашего соперника в сердце Эклермонды, жизнь шевалье Кричтона.
— Я не буду жалеть, что избавлюсь от такого страшного соперника, как Кричтон, но я не понимаю, каким образом его смерть может быть полезна нашим планам.
— Он главное доверенное лицо Екатерины Медичи и Анжу. Ему предназначена страшная роль вашего убийцы.
— Иисус! — вскричал Генрих.
— Он должен умереть.
— Во имя Неба, пусть он умрет, кузен. Прикажите немедленно казнить его, если вы считаете это необходимым.
