Мишель Зевако - Коррида
Тогда заключенный простодушно обратился к нему:
– Не утруждайте себя поисками, эта штука у меня.
С этими словами Пардальян постучал по рукоятке кинжала и добавил, насмешливо улыбаясь:
– Благодарю вас, сударь, что вы позаботились принести мне оружие.
Эспиноза и бровью не повел. Он умел держать себя в руках и был достоин своего противника.
Вдруг в его голове молнией сверкнуло ужасное подозрение, и он положил руку на грудь, проверяя, на месте ли пергамент…
Великий инквизитор побледнел. Этот удар был еще тяжелее, чем потеря спасительного кинжала.
И тут Эспиноза начал кое о чем догадываться. Он начал понимать, что этот гениальный человек провел всех: своих сторожей, лекарей, которые обследовали его в течение многих часов, и, наконец, его самого.
Великий инквизитор бросил на своего бывшего заключенного взгляд, полный искреннего восхищения. В то же время из его груди вырвался тяжелый вздох: Эспиноза понял, что проиграл, что его замыслам пришел конец, что все то, о чем он мечтал, внезапно рухнуло.
Без всякой насмешки, напротив, даже с некоторым сочувствием, которое не могло укрыться от чуткого уха Эспинозы, Пардальян сказал:
– Бумага, которую вы ищете, у меня… как и ваш кинжал. Мне пришлось так долго ждать, пока этот бесценный документ, согласно которому моя родина должна была стать испанской провинцией, окажется у меня в руках! Но труда я приложил немного, так что мне даже совестно, что выполнить это поручение оказалось так просто.
Согласитесь, монсеньор, что вы действовали удивительно легкомысленно. Вы были слишком уверены в успехе, и это вам повредило. Чрезмерное самомнение до добра не доводит. Вы вели вашу партию блестяще, но вы переиграли, монсеньор. Признайтесь, что мы были в неравных условиях, верно? У вас на руках были все козыри. Что касается меня, то я честно вел свою игру. Не хочу вас обидеть, но боюсь, что о вас этого сказать нельзя.
Эспиноза внимательно слушал своего врага. Если бы в эту минуту их увидел посторонний, он ни о чем бы не догадался: Пардальян говорил просто и спокойно, Эспиноза серьезно внимал ему, иногда кивая головой.
– Значит, – сказал великий инквизитор, – вы сумели преодолеть действие снадобья, которым вас напоили?
Пардальян тихо рассмеялся.
– Сударь, – ответил он весело, – раз уж вы решили угостить меня этим самым снадобьем, надо было сделать так, чтобы оно не выдавало себя своим вкусом. Это же так просто.
– Однако вы ведь выпили наше сонное зелье!
– Ну, разумеется, сударь. Неужели вы думаете, что такой человек, как я, свалится от каких-то несчастных двух бутылок? Однако я уснул, мне это показалось странным, и я стал осторожнее. И тогда я заметил, что ваше снадобье чуточку изменило вкус сомюрского, а уж его-то я хорошо знаю! Поэтому я вылил содержимое подозрительной бутылки в грязную воду, оставшуюся после умывания.
– Это все потому, что из уважения к вашей силе я приказал увеличить количество яда, – серьезно сказал Эспиноза. – И все же я вынужден отдать вам должное: вы прекрасно разбираетесь в винах. Это позволило вам избежать ловушки, в которую попались другие.
Пардальян вежливо поклонился, и Эспиноза продолжил:
– Итак, с ядом мы разобрались. Но как вы догадались, что я хочу лишить вас рассудка?
– Не нужно произносить неосторожные слова, когда я рядом, – пожал плечами шевалье. – Если вы помните, Фауста уже упрекала вас за это. Кстати, ее слова тоже заставили меня насторожиться. Наконец, вам вовсе не стоило расхваливать ту клетку, в которой вы держите свои безумные жертвы. Тем более не надо было объяснять мне, что их безумие – результат действия удивительного снадобья, а также страха, нагоняемого на них их тюремщиками.
– Да, – задумчиво ответил Эспиноза, – вы правы. Я перестарался и поэтому проиграл. Я должен был помнить о вашей наблюдательности и соблюдать меру. Вы преподали мне урок; я его не забуду.
Пардальян снова поклонился и спросил, ехидно улыбаясь:
– Это все, что вы желаете узнать? Не стесняйтесь, пожалуйста… Времени у нас достаточно.
– Благодарю вас за это предложение. Меня очень удивляет одна вещь. Насколько я знаю, за последние две недели вы ели только два раза. Я не беру в расчет хлеб, который вам приносили: он был предназначен не для того, чтобы насытить вас, а чтобы усилить муки голода.
Шевалье с улыбкой ответил:
– Я мог бы сохранить в вас эту веру в мою исключительную выносливость, но, поскольку вы приложили столько стараний для того, чтобы я ослабел, то я, так и быть, открою вам правду.
И удивленному взгляду Эспинозы предстало аппетитное зрелище: внушительных размеров окорок, бутылка с водой и кое-какие фрукты. Все это Пардальян извлек из своего любимого плаща.
– Вот моя кладовая. Конечно, это нельзя сравнить с тем пиром, который мне устроили тогда мои тюремщики, однако же эти запасы очень помогли мне. Именно благодаря им вы видите меня в добром здравии. Мои сторожа оказались не очень внимательными, и мне удалось кое-что стянуть со стола. Когда вино кончилось, я наполнил бутылки водой – кстати, не очень свежей. Сделал я это на случай, если меня вовсе лишат еды и питья.
Таким образом, я мог бы протянуть еще довольно долго. Причем заметьте – все это время я не переставал надеяться, что вы совершите эту роковую ошибку: останетесь со мной наедине. Я надеялся на это, и мои надежды оправдались.
– Итак, – медленно произнес Эспиноза, – вам удалось угадать почти все. Однако же вы столько всего перенесли! Как мог устоять ваш рассудок? Ослепительное солнце, смена жары и холода, зловонный воздух и, наконец, мясорубка… Почему это вас не сломило?
– Да уж, признаюсь, эта мясорубка и прочие ваши хитроумные штучки – вещь весьма мерзкая. Однако я знал, что умирать мне еще рановато. Я не сомневался, что вы захотите встретиться со мной – в последний раз. К тому же убить меня не было вашей целью. Поэтому я рассуждал так: жара, холод, вонь, яркий свет, блестящие ножи – все это исчезнет само собой. Хотя, конечно, момент был действительно скверный. Но мне ничего не оставалось, кроме как терпеть: деваться-то все равно было некуда.
Эспиноза тяжело вздохнул. Помолчав какое-то время, он сказал:
– Как жаль, что такой человек, как вы, не с нами! Какие дела мы бы могли вершить вместе!
Пардальян изменился в лице.
– Успокойтесь, – продолжал великий инквизитор, – я не собираюсь обращать вас в свою веру: я не хочу вас оскорблять. Я знаю, что люди вашего склада не меняют своих убеждений.
И Эспиноза задумался. Шевалье наблюдал за ним, не желая прерывать хода его мыслей. Наконец великий инквизитор поднял голову и посмотрел прямо в глаза своему противнику.
