Улыбка гения - Софронов Вячеслав
Он собрался было уходить, но Фелицитата Васильевна не преминула подколоть его:
— Вы, Дмитрий Иванович, лучше бы не связывались с ним, сумасбродом этаким, начнет вас агитировать да и вовлечет какую- нибудь аферу…
— Тут вы не правы, — не дал ей договорить Сыромятников, — не далее как час назад гость ваш пытался меня сагитировать, и премного в том преуспел.
— Это о чем вы? — удивленно спросила Корнилова. — Ни за что не поверю, на вид солидный человек, а тоже с агитацией? Нет, врешь ты все, Алексашка.
Менделеев и Сыромятников, не сговариваясь, захохотали, чем окончательно ввели хозяйку в смущение.
— Правду он говорит, — пояснил Менделеев, — я ему давеча советовал электричество на лесопилку провести, ежели плотину там поставить нельзя, а то куда годно, в наше время вручную бревна пилить.
Но Фелицитата Васильевна не стала вникать в подробности и отмахнулась, нетерпеливо заявив:
— Да его не своротишь, он упрямец тот еще, все на свой лад делает. Я ему тоже советовала пароходным делом заняться, а он не желает.
Сыромятников хотел что-то возразить, но Менделеев решил взять инициативу в свои руки и неожиданно принял сторону купца-вольнодумца, заявив:
— А ведь он, как ни странно, прав. По моим подсчетам, на всех сибирских реках даже избыток пароходов, с одной стороны, хорошая конкуренция, но с другой — использовать их можно лишь четыре-пять месяцев в году, и то не на всех реках. Тура, к примеру, уже настолько обмелела, что не всякая баржа пройдет. Давно пора в Тобольск железную дорогу тянуть…
— Эк вы хватили, то дело серьезное, наши купцы вкладываться ни за что не будут, а государству до Сибири дела нет, — успел вставить слово Сыромятников.
Второй пришедший с ним мужчина стоял молча и в разговор не вступал. Менделеев, несколько раз взглянув на него, так и не мог понять цели его присутствия.
Зато Фелицитата Васильевна, поняв это, пояснила:
— То мой жилец и помощник в благотворительных делах Николай Павлович Анцеров. Он коммерческих дел не касается, зато умница великий и душа-человек.
Тот в ответ поклонился Дмитрию Ивановичу и смущенно ответил:
— Вы, как всегда, преувеличиваете мои возможности. Я к вам заглянул, поскольку вы сами приглашали о каких-то делах поговорить, но, вижу, не к месту, пойду, наверное.
— Совсем из ума выжила, забыла о приезде дорогого гостя. Прошу простить старую. Но ты, Коленька, оставайся, ты нам не помеха. Это Алексашка у нас, как угорелый, по всему городу носится, а ты человек степенный, посиди с нами, стариками, может, зачем и понадобишься.
Анцеров покорно вздохнул и присел на краешек кушетки, так и не сказав больше ни слова. А Менделеев меж тем продолжал развивать свою мысль:
— Я понимаю, железная дорога — дело будущего, а что я хотел сказать… Недавно был в который раз в Закавказье, на нефтяных разработках. И что вы думаете? Одни иностранцы там хозяйничают, русских промышленников на пушечный выстрел не подпускают. А дело то прибыльное! Нефть, она почти что задаром достается, глубина залегания небольшая, фонтаны на несколько саженей вверх струю выбрасывают, все вокруг бесценным продуктом залито, живность губят, а пока они раскачаются, оборудование привезут, там, глядишь — и нефть кончится. Спешить надо, а им до этого дела нет. Вот если бы туда кто вложился, я бы в правительство с ходатайством вошел…
Сыромятников слушал его с удивлением, а когда Дмитрий Иванович остановился, чтоб перевести дух, то он, обращаясь к ученому, спросил:
— А вы откуда знаете, что я там товарищество сколачиваю и уже немалые деньги потратил на закупку того самого оборудования, о котором вы речь ведете?
Тут пришла очередь удивляться Менделееву:
— Да что вы говорите, даже не слышал о таком. А что за товарищество? Хотя, понимаю, об этом говорить непринято, но тогда, тем более, как в Аремзяны поедем, вот по дороге и обговорим все.
— Согласен, — протянул ему руку Сыромятников, — спасибо, что выслушали и поддержали. А сейчас разрешите откланяться, меня и впрямь дела ждут.
— Да уж беги, беги, пострел ты этакий, — шутливо, словно родного, напутствовала его Фелицитата Васильевна. — Однако ты молодец, не ожидала, вон куда рванул, на Кавказ! Никогда бы не подумала. Была б помоложе, глядишь, составила тебе компанию, а теперь что об этом говорить…
Сыромятников поклонился и вышел. А Корнилова, посмотрев ему вслед, добавила:
— Правильно говорят, Сибирь, она всех лечит и ума прибавляет, а кто того не понимает, тот дурак. С таким ничего не поделаешь. Вон, Николай Павлович из семьи ссыльного происходит, мать его, насколько мне известно, тоже здесь родилась, пока отец по той же причине, за какие-то прегрешения свои в Сибири служил. И ничего, не хуже иных столичных дело свое знает, одни благодарности и награды от начальства имеет. Если дальше так пойдет, дворянство получит. Тогда ему везде дорога открыта. А все почему, потому как в Сибири ума-разума поднабрался. Вас ведь тоже, Дмитрий Иванович, Сибирь многому научила…
— Скрывать не буду, — согласился Менделеев, — если бы не Тобольская гимназия да не учителя, что в нас души не чаяли, служил бы где-нибудь писарем, а то и приказчиком. И к науке бы ни за что не подступился. А тут, как погляжу, народ с размахом жить начал. И художники, и музыканты, и деловые люди не хуже, чем в столице.
— Да, Николай Павлович еще и на сцене выступает, в пьесках играет. С его то внешностью, голосом и манерами любой театр с руками оторвал бы, — улыбнулась она своему постояльцу, который от ее слов густо покраснел, пытался было что-то возразить, но она остановила его:
— Не скромничай, Коленька, прочти нам лучше что-нибудь…
— Да как-то неловко, не готов я.
— Не откажи нам, старикам, потешь душу. Помнится, однажды ты стихи читал, только не помню, кто автор, у меня аж слезу прошибло.
Николай Павлович понял, что ему не отвертеться от просьбы своей покровительницы, встал, подошел к роялю, положил на него руку и хорошо поставленным голосом произнес:
— Иван Аксаков, стихотворение «Зачем душа твоя смирна?»
Как только Менделеев услышал фамилию автора, он невольно вздрогнул, поддавшись давним воспоминаниям, когда он не на шутку взялся за борьбу со спиритами, руководимыми как раз Аксаковым. Потому он не вслушивался в первые строки, прочитанные Анцеровым, и лишь много позже начал вникать в их смысл и был удивлен, что авторские образы сильны и нетривиальны, а рифмы удачны:
Менделеев заставил себя дослушать чтеца, чей голос и настроение вполне соответствовали смыслу читаемых строк. Стихи произвели на него неплохое впечатление. Некоторые строки были написаны, будто специально про него самого.
— Знал я одного Аксакова, — произнес он рассеянно, — неужели это действительно он? Нет, не верю, тот был и вовсе не поэт… А ведь как верно сказано: «На тяжесть общего труда». Точнее и не сказать… Вы о каком Аксакове вспомнили, — поинтересовался Анцеров, — верно, о стороннике спиритизма? Нет, тот, насколько мне известно, стихов не писал, я же читал стихотворение одного его родственника — Ивана Аксакова. В роду Аксаковых было много талантливых литераторов.
— Если честно, то я слабо разбираюсь в поэзии. Не мое. Проза понятнее, а стихи, на мой взгляд, что-то неуловимое, словно дым в небесах. Вроде красиво, а в чем смысл, не сразу поймешь. Скажите, а вам не приходилось встречать стихи такого поэта: Александр Блок. Не слышали?
