Робер Гайар - Большая интрига
По дороге он не произвел особого шума, но тем не менее Мари его услышала. Она лежала поперек кровати лицом вниз. Она обернулась и, приподнявшись на локте, ворчливо спросила:
— Кто там? Что вам от меня надо?
— Это я — Реджинальд, — ответил Мобрей.
— Я не желаю вас видеть, оставьте меня!
Он, как будто ничего не слышал, повернулся и закрыл за собой дверь. За это короткое время он успел увидеть, что Мари плакала. Это помогло ему выбрать направление разговора. Она плакала, да, под влиянием какого чувства? Из-за своей неудавшейся любви? Из-за оскорбленного чувства самолюбия?
— Месье, — снова сказала она, — я вас прошу оставить меня одну. Я плохо себя чувствую и сейчас отдыхаю. Прошу вас, уйдите.
— Я очень сожалею, Мари, — заявил он, — но считаю, что нам с вами необходимо объясниться.
— Может быть… Даже совершенно точно, что надо. Но теперь, прошу вас, уйдите!
Он с осторожностью стал приближаться к ней, а она вынуждена была сесть, чтобы говорить с ним не лежа. С еще более явным нежеланием она бросила ему:
— Ваша настойчивость, месье, становится просто неприличной! Я же сказала вам, что хочу остаться одна. Ваша беззастенчивость граничит с наглостью.
— Одиночество — плохой советчик, — ответил он с улыбкой. — Мне известна причина вашего плохого состояния, мой друг, — добавил он. — И я догадался, что если не приду сейчас же к вам, то вы выдумаете так много всего ужасного и нереального, после чего вы и на самом деле можете заболеть, и все из-за пустякового случая.
Она чуть было не взорвалась:
— Пустякового случая!? И на него не стоит обращать внимания?.. Ну, нет, Реджинальд, это уж слишком! В последний раз я прошу вас уйти!
— А если я не уйду? Не говорите, что вы прикажете своим неграм выбросить меня за дверь, например, Квинкве!
— Тогда уйду я сама. А почему я не могу приказать моим неграм выбросить вас вон?
— Потому что вы забыли, Мари, что запрещается использовать черных против белых, что бы они ни сделали, если их не застали на месте особо серьезного преступления. Правительница Мартиники не осмелится нарушить закон…
Она с досадой вздохнула, нервно скомкала платок и встала.
— В таком случае оставайтесь здесь, — сказала она. — Я считала вас благородным человеком. Вы злоупотребили моим гостеприимством, причем злоупотребили со всех точек зрения. Прощайте, месье…
Гордая и надменная, она прошла мимо него, но не успела дойти до двери, как почувствовала, как сильная рука безо всяких церемоний тащит ее назад.
— Мари, — произнес Реджинальд, пытаясь ее крепко обнять. — Мне надо сообщить вам нечто очень важное. Необходимо, чтобы вы меня выслушали.
— Не касайтесь меня! — крикнула она. — Не смейте меня трогать, или я буду звать на помощь! Какое мне дело до закона, когда вы угрожаете мне; я позову своих чернокожих!
— Тихо, тихо! Какого черта?! В доме могут подумать, что мы ссоримся! В глазах слуг, которые не поймут, в чем дело, мы будем выглядеть смешными. Мари, я прошу вас уделить мне время для короткого разговора. Я буду в отчаянии, если из-за своего упрямства вы последняя узнаете о том важном решении, которое я только что принял.
Он говорил серьезно и очень убедительно. Больше он не шутил, и его лицо стало почти непроницаемым. Мари ощутила, что, кроме любопытства, в ней поднимается волна неясного страха. Она засомневалась, хотела пройти вперед, но так в конце концов и не сдвинулась с места. Реджинальд заметил, что ему удалось ее убедить начать разговор:
— Я думаю, что вы все-таки меня пожалеете, — сказала она. — Я даю вам две минуты. Признайтесь, что в том состоянии, в котором я нахожусь, это является доказательством доброй воли. Но, ради всего святого, поторопитесь! Что вы хотите мне сказать?
Он в затруднении помялся, отошел на один шаг, переступил с ноги на ногу и, наконец, решился.
— Я хотел бы, дорогая Мари, — тихим и глухим голосом заявил он, — сказать, что я собираюсь жениться.
Даже если бы рядом с нею ударила молния, то и тогда Мари не была бы настолько поражена. В недоумении она повторила:
— Жениться?
— Да, — подтвердил он, не глядя на нее.
Он услышал, что она шумно выдохнула, а затем принялась ходить по комнате. Сам он по-прежнему скромно стоял в стороне, но тем не менее рискнул посмотреть ей вслед и понял, что она уже не плакала, а сделалась какой-то собранной, что он отнес на счет удивления.
— Собираетесь жениться. А на ком?
— На мадемуазель де Франсийон…
Она снова чуть было не сорвалась:
— На Луизе? Значит, на Луизе? Но…
Она задыхалась. Она уже совсем не понимала, что с нею происходило. Почему, на самом деле, она считала, что Реджинальд мог быть любовником Луизы и что могло быть необычного в его желании жениться?
Он повторил:
— Да, мадам, на Луизе.
— Интересно!
— Мадам, — ответил он с определенным намеком, — я удивлен такой странной реакцией на сообщение о нашем союзе…
— Признайтесь, чтобы мне было чему удивляться!
— Я, действительно, виноват в том, что мог бы кое о чем сказать вам заранее, но все же не захотел этого делать до тех пор, пока мы с вашей кузиной не решим окончательно.
— И на самом деле, — хриплым голосом и со стесненным сердцем проговорила она. — Но, например, прошлой ночью у вас было достаточно времени, чтобы открыть мне душу. Но вы забываете об одном, месье, вы не сможете жениться на Луизе без моего согласия.
Шевалье выразил на лице удивление и сказал:
— Но, Мари, ведь Луиза в том возрасте, когда люди уже принимают решения самостоятельно! И, насколько мне известно, она не состоит ни под чьей опекой!
— А вот тут вы и ошибаетесь, — с торжеством сказала Мари. — Видимо, вам неизвестно распоряжение короля, которое запрещает родителям под страхом сурового наказания выдавать девушек замуж за иностранцев без официального разрешения федеральных властей!
— Мадемуазель де Франсийон — сирота…
— Она моя кузина. И по отношению к ней я пользуюсь такими же правами, как если бы я была ее матерью. Более того, я являюсь правительницей Мартиники и ни за что не соглашусь на этот союз!
Внезапно лицо Мобрея омрачилось. Мари подумала, что причиной этому были препятствия на пути к счастливому завершению его любовной истории, что он по-настоящему любит Луизу. Она не могла понять, что своими словами она разрушила заранее составленный Реджинальдом план, который состоял в том, чтобы под предлогом выдуманной женитьбы заставить Мари пойти с ним на компромисс. Он подсчитал, что, по-видимому, Мари непременно воспротивится женитьбе. Он сделает вид, что уступает, но при условии, что не порвет с мадемуазель де Франсийон окончательно. Если Мари действительно нуждается в нем, то ей пришлось бы согласиться на это предложение, и все осталось бы по-старому: он был бы любовником и той и другой. Он не мог предвидеть, что Мари обладала достаточной властью, чтобы не разрешить придуманную им женитьбу.
